Сейчас Тварь уже утолила голод и вполне могла снова направляться к месту спячки. Двое людей даже для такого безразмерного желудка, как у неё, были вполне достаточным рационом. Но неожиданно в практически мёртвом мозгу Твари родилось некоторое давно позабытое чувство, которое можно было бы назвать "любопытством", если б такое понятие было знакомо монстру. Просто очень уж интересно вела себя оставшаяся Еда — бежала куда-то, но не от Твари, а друг за другом, издавала странные звуки и интересно пахла кровью и страхом. Тварь, не спеша по собственным меркам, но двигаясь с неестественной быстротой с точки зрения всех остальных обитателей леса, ринулась следом за удаляющейся Едой, тем более что перемещалась та в сторону излюбленного лежбища чудовища.
* * *
Дальше бежать Павел уже не мог. Воздуха, проникающего в ноздри, явно не хватало для подобного непредусмотренного похмельного забега, а любая попытка вдохнуть через рот отзывалась дикой болью в искалеченных скрепками губах. Сердце гулко стучало в ушах, напоминая, что Волохов уже далеко не мальчик, чтоб устраивать такие вот кроссы по пересечённой местности. Именно в тот момент, когда Пашка уже смирился с мыслью, что быстрая смерть от дурной ментовской пули гораздо предпочтительней таких мучений, он подвернул ногу.
Небольшая ямка — то ли крот вырыл, то ли просто всегда тут была — подвернулась на дороге вожатого пионерлагеря "Дружба", и тот покатился колобком, наткнувшись рёбрами на несколько весьма угловатых корней.
"Всё, — решил Пашка, — хватит. Мочканут меня — так и мочканут, а бегать я больше не буду, не зайчик какой, чай…"
Он попытался гордо приподняться навстречу преследователям, но только глухо замычал от боли в вывихнутой щиколотке. Слёзы, хлынувшие из глаз, — это ещё полбеды, а вот скопившиеся в носу сопли вполне могли представлять угрозу для дальнейшего волоховского существования. Поняв это, Пашка осторожно вдохнул узкой щёлкой между губами, после чего приготовился к неизбежному.
Ещё одна мысль, как всегда вовремя, пришла в голову к Пашке. Вжикнув молнией, он с остервенением содрал с себя уже порванную и заляпанную грязью зековскую олимпийку, оставшись в ненамного более чистой, но когда-то по определению белой футболке.
Привстав на коленях, Пашка обратился лицом в ту сторону, откуда должны были появиться преследователи. Может, и повезёт — Димка Рябушкин первым на него выскочит и не начнёт палить сгоряча. Хотя с Димки станется — контуженный же, — но выбора другого всё равно не остаётся.
Повезло: действительно через пару минут из можжевеловых зарослей появилась потная, красная и злющая морда Рябушкина и стрелять он почти не стал. Точнее, не стал в Пашку — просто всадил короткую очередь из автомата в непосредственной близости от него, так просто, чтобы обозначить присутствие.