— Ну а Фабрис, ты не видала его в последнее время?
— Как раз видала, потому что довольно часто сталкиваюсь с ним у мадам де Суветер, но ты ведь знаешь, он никуда не показывается.
— Так, а Жаклин что?
— Все еще в Англии. Он как потерянный без нее, бедный Фабрис, — точно песик, брошенный хозяином. Сидит тоскует дома — ни в клуб, ни в гости, видеть никого не желает. Мать серьезно беспокоится за него.
— Кто бы мог ожидать от Фабриса такого постоянства? Как давно это у них?
— Если не ошибаюсь, пять лет. На редкость удачная связь.
— Жаклин, конечно же, скоро возвратится.
— Только когда не станет старой тетки. Без конца, говорят, меняет завещание — Жаклин считает, что должна все время быть при ней, как-никак у Жаклин муж и дети, надо и о них подумать.
— Не очень-то сладко приходится Фабрису.
— А что ты предлагаешь? Мать говорит, он ей звонит каждое утро и по часу разговаривает…
В этот момент подошли Дэви с лордом Мерлином, помятые и злые, и повели Линду есть ланч. Ей до смерти хотелось остаться и послушать, что еще скажут эти мучительницы, но ее спутники, отвергнув с содроганием мысль о коктейлях, повлекли ее в зал, где вели себя более или менее сносно по отношению к ней и с нескрываемой враждебностью — по отношению друг к другу.
Линде казалось, что этой трапезе не будет конца, и когда он все-таки наступил, она схватила такси и помчалась к дому, где жил Фабрис. Она должна внести ясность насчет этой Жаклин, должна знать, каковы его намерения. Что — возвратится Жаклин, и значит, ей, Линде, настало время уезжать, как она обещала? Маневренная война, видите ли!
Слуга сказал ей, что M. le Duc только что вышел с Madame la Duchesse[91], вернется примерно через час. Линда отвечала, что подождет, и он проводил ее в гостиную. Она сняла шляпу и в нетерпении принялась расхаживать по комнате. Она уже бывала тут несколько раз с Фабрисом и после залитой солнцем квартиры ей здесь казалось мрачновато. Теперь, в одиночестве, ей открывалась необычайная красота этой комнаты, торжественная, строгая красота проникала к ней в душу. Прямоугольной формы комната, с очень высоким потолком; стены, обшитые деревянными пепельно-серыми панелями, шторы из вишневой парчи. Окна выходили во дворик, и ни один луч солнца не заглядывал внутрь — так и предусматривалось по замыслу. Цивилизованный интерьер; природа не имела к нему отношения. Каждый предмет обстановки поражал совершенством. Мебель с чистыми линиями и гармоничными пропорциями, характерными для 1780 года, портрет кисти Ланкре[92] — дама с попугаем на запястье, бюст той же дамы работы Бушардона