, такой же, как у Линды, ковер, только большего размера, великолепнее и с огромным гербом посередине. В резном высоком книжном шкафу — ничего, кроме французских классиков в сафьяновых старинных переплетах, украшенных короной Суветеров; на пюпитре для атласа — открытая папка с розами Редуте
[94].
У Линды постепенно отлегло от сердца, но порыв ее сменился глубокой грустью. Она увидела, что эта комната — свидетельство той стороны в натуре Фабриса, которую ей не дано постигнуть, которая связана корнями с вековым великолепием французской культуры. Эта сторона составляла его сущность и была для нее закрыта — ей полагалось оставаться вовне, в залитой солнцем современной квартире, на расстоянии от всего этого, непременно и категорически на расстоянии, сколь бы долго ни продолжалась их связь. Происхождение рода Радлеттов терялось во мгле глубокой древности, но происхождение его рода не терялось нигде, все оно было на виду, каждое поколение звеном цеплялось за последующее. Англичане, думала она, сбрасывают с себя предков, как балласт. В этом большая сила нашей аристократии — но у Фабриса они висят на шее незыблемо и никуда ему от них не деться.
Вот они, тут, ее соперники, ее враги, поняла она; Жаклин — ничто в сравнении с ними. Тут, — и в Луизиной могиле. Явиться и устроить сцену из-за другой любовницы — полная нелепость: нечто несущественное приходит скандалить из-за чего-то столь же малозначащего — у Фабриса это лишь вызовет раздражение, мужчины всегда раздражаются в таких случаях — а ей ничего не даст. Она так и слышала его голос, сухой и насмешливый:
— Ба! Я вам поражаюсь, мадам.
Лучше уйти, лучше не обращать внимания. Единственная ее надежда — сохранять нынешнее положение вещей неизменным, сохранять счастье, которое выпало ей, на короткий день, на час, и совсем не думать о будущем. Оно ничего ей не обещает, и Бог с ним. Тем более, что будущее сейчас у каждого под угрозой, раз надвигается война — война, о которой она постоянно забывает.
Война, однако, напомнила о себе в тот же вечер, когда Фабрис явился в военной форме.
— Какой-нибудь месяц еще, я бы сказал. Вот только уберут урожай.
— Если б от англичан зависело, — сказала Линда, — то дождались бы сперва, когда сделают покупки к Рождеству… Ох, Фабрис, это ведь быстро кончится, правда?
— Пока не кончится, приятного будет очень мало. Вы сегодня приходили ко мне домой?
— Да, меня после ланча с этими старыми ворчунами ужасно вдруг потянуло вас увидеть!
— Как это мило! — Он взглянул на нее испытующе, словно к нему закралась какая-то догадка. — Но отчего вы меня не подождали?