Мы с Альфредом однажды вступили относительно нее в спор с Дэви, когда все это высказали вслух. На что Дэви обвинил нас в самодовольном резонерстве, хотя наверняка и знал в душе, что мы правы.
— Но от Линды получаешь столько удовольствия, — повторял он, — она словно букетик цветов. Немыслимо таких людей расходовать на серьезное чтение, какой в этом толк?
И все-таки даже он вынужден был признать, что по отношению к маленькой Мойре она ведет себя не так, как следует. (Девочка была пухлая, белобрысая, вялая, туповатая и скучная — Линда по-прежнему не любила ее, Крисиги же, наоборот, обожали, и она все больше времени проводила со своей няней в Платанах. Они радовались тому, что ребенок с ними, но это не мешало им без конца осуждать Линду за ее поведение. Теперь по их рассказам получалось, что Линда — светский мотылек, легкомысленная и бессердечная женщина, забросившая свое дитя.)
Альфред сердито говорил:
— Что самое удивительное — она даже романов не заводит. Не понимаю, что ей дает такая жизнь, это сплошная пустота.
Альфреду нравится, когда люди разложены по полочкам и снабжены ярлыком, чтобы понятно было, где карьерист, честолюбец, где добродетельная жена и мать, а где прелюбодейка.
Линда вела светскую жизнь без всякой цели — попросту собирала вокруг себя разного рода досужую публику, лишь бы уютно было с ними болтать по целым дням, а кто человек — миллионер или голодранец, принц крови или румынский беженец — ей было абсолютно все равно. Несмотря на то что, за исключением меня и ее сестер, все ее приятели были мужчины, она пользовалась столь безупречной репутацией, что люди подозревали, будто она влюблена в своего мужа.
— Линда верит в любовь, — говорил Дэви, — это безудержно романтическая натура. В данный момент, уверен, она подсознательно ждет неодолимого искушенья. Легкие романы ей совершенно неинтересны. Будем надеяться, когда оно возникнет, то не окажется еще одним Основой.
— Я думаю, она действительно похожа на мою мать, — сказала я, — а у нее все до единого оказывались Основой.
— Бедная Скакалка, — сказал Дэви, — но ведь сейчас она счастлива, правда, со своим белым охотником?
Очень скоро Тони, как и следовало ожидать, превратился в сущий монумент напыщенности, с каждым днем все более напоминая отца. Масштабные, далеко идущие идеи, как поправить положение капиталистов, переполняли его, что же касается рабочих, он не скрывал своей нелюбви и недоверия к ним.
— Ненавижу низшие классы, — произнес он однажды, сидя со мною и Линдой за чаем на балконе палаты общин. — Норовят прибрать к рукам мои деньги, скоты ненасытные. Ничего, пусть только попробуют.