Линда не интересовалась политикой, но была, безотчетно и не рассуждая, англичанкой. Знала, что один англичанин стоит сотни иностранцев, тогда как для Тони один капиталист стоил сотни рабочих. Здесь, как и почти во всем прочем, они расходились кардинально.
С Кристианом Толботом Линда по странной иронии судьбы познакомилась в доме своего свекра в Суррее. Шестилетняя Мойра постоянно жила теперь в Платанах — это, кажется, всех устраивало: Линду, небольшую охотницу заниматься домашним хозяйством, избавляло от необходимости жить на два дома, а Мойра получала возможность дышать свежим воздухом и есть деревенскую пищу. Предполагалось, что Линда с Тони будут приезжать еженедельно с пятницы до воскресенья, — Тони обыкновенно так и делал. Линда, фактически, приезжала только на воскресенье, и примерно раз в месяц.
Дом был в Платанах отвратительный. Как бы коттедж-переросток, иными словами, — большие комнаты, но со всеми недостатками коттеджа: низкие потолки, подслеповатые окна с ромбовидными переплетами, неровные половицы и много сучковатого некрашеного дерева. Обставлен — ни со вкусом, ни безвкусно, вообще без малейших притязаний на вкус, не отличаясь к тому же и особым удобством. Сад вокруг него сочла бы раем любительница-акварелистка: цветочные бордюры, альпийские и водяные садики, доведенные до пошлого совершенства, резали глаз огромными редкого уродства цветами, каждый — вдвое крупнее и в три раза ярче, чем ему полагается и, по возможности, не того цвета, какой назначен природой. Трудно сказать, когда сад выглядел противней и больше смахивал на мечту о цветном кино — весною, летом или осенью. Только глубокой зимой, под милосердным покровом снега он сливался с окружающим ландшафтом и приобретал сносный вид.
Как-то субботним утром в апреле 1937 года Линда, у которой я гостила в Лондоне, взяла меня туда с собой до воскресенья, что делала уже не раз. В качестве, как я догадываюсь, буфера между собою и Крисигами, и в особенности, пожалуй, — между собою и Мойрой. Считалось, что я пользуюсь у Крисигов сугубым расположением — сэр Лестер иногда брал меня на прогулку и намекал, как ему жаль, что Тони женился не на мне, такой серьезной, образованной, такой прекрасной женщине и матери.
Земля по сторонам дороги стояла в сплошном цвету.
— Вся разница между Сурреем и настоящей, подлинной землей, — говорила Линда, — та, что в Суррее, когда ты видишь цветущие деревья, то знаешь, что плодам не бывать. Вообрази на минуту Ишемскую долину, а теперь взгляни на эту бессмысленную розовую пену — совершенно иное ощущение. Вот погоди, сад в Платанах представит нам вообще апофеоз пустоцветенья.