— О Мадонна, что это со мной! — воскликнула она в ужасе.
Лена знала, что дома, кроме нее, никого нет: вся семья была еще в церкви, у мессы, стало быть, она могла действовать свободно. Она вытащила из-под раковины цинковый таз, черпаком налила в него воды из медной бадьи, вынула из ящика тряпицу, служившую полотенцем, потом подняла подол платья вместе с нижней юбкой и спустила грубые холщовые панталоны.
— Мои регулы… — прошептала она в изумлении, не веря собственным глазам.
Вопреки предсказаниям Эрминии, в этот день Лена, как говорили в деревне, «вызрела».
В окно спальни Лена увидела, что семья возвращается домой. Выглянув, она громко позвала мать, и та, тяжело дыша, поднялась на второй этаж. Эрминия по своей привычке следовала за ней по пятам: она всюду совала нос.
Вытянувшись в струнку возле постели, Лена встретила мать встревоженным взглядом.
— Ну, что на этот раз не слава богу? — с раздражением спросила Эльвира, все еще сердясь на младшую дочку за скандальное бегство из церкви прямо посреди богослужения.
— У меня начались месячные, — ответила Лена.
— Слава тебе господи! — воскликнула мать, хватаясь рукой за грудь и тяжело опускаясь на кровать одной из внучек. — А я-то думала, с тобой беда какая приключилась. Вечно от тебя одно беспокойство.
Эрминия неподвижно стояла на пороге и молча слушала, не пропуская ни слова.
Эльвира устало провела рукой по голове, поправляя волосы.
— Ты знаешь, что надо делать? — спросила она.
Лена кивнула, краснея.
— Я подмылась, сменила белье и подложила прокладку. Все, как вы меня учили, — едва слышно прошептала она в ответ.
— Мылась небось холодной водой, а это опасно, — проворчала Эльвира. — Бегаешь босиком. Это тоже вредно. Где твои башмаки?
— Я их где-то потеряла. Пойду поищу, — торопливо проговорила Лена, вспомнив, что оставила сабо на берегу Сенио, убегая от незнакомца.
Она сделала несколько шагов к двери, но Эрминия преградила ей дорогу и толкнула ее на середину комнаты.
— Теперь надо будет за ней приглядывать хорошенько, не ровен час какой-нибудь бездельник затащит ее на сеновал, — со злостью заметила она, обращаясь к матери.
— Ты давай приглядывай за своими девками, — оборвала ее Эльвира. — Шастают по полям целыми вечерами, вся деревня о них судачит. А уж о своей дочери я как-нибудь сама позабочусь.
— Примерно так же, как позаботились обо мне. — Эрминия прямо-таки источала яд, скопившийся в ней за долгие годы. Она не была счастлива в браке с Джероламо, заключенном под давлением обстоятельств уже после появления на свет их первой дочери. Муж совсем забросил ее и сошелся с Марилу, женой мельника. — Следили бы вы за мной построже, глядишь, и муж бы мне достался получше.