Сейчас она украдкой наблюдала за своей горничной, пока та убирала в шкаф новое платье. Одетта видела ее отражение в зеркале, перед которым сидела, расчесывая щеткой волосы.
— Мы даем званый ужин для моих римских друзей. Граф пригласил двух господ из Милана. Кажется, они стоят во главе какого-то крупного химического предприятия. Что-то в этом роде.
Повесив наряд в шкаф, Лена, все так же молча, принялась подбирать и складывать небрежно разбросанное по комнате белье и платье.
— Среди приглашенных будет и синьор Спартак Рангони. Ты ведь с ним знакома? — спросила Одетта.
Лена, поднявшая в этот момент с ковра блузку, застыла на мгновение, но ничего не ответила.
— Ну, конечно же, как ты можешь его не знать! Он еще недавно был помощником управляющего нашей усадьбой в Луго. Ушел всего пару месяцев назад, — настойчиво продолжала графиня.
— В деревне все друг друга знают, — уклончиво ответила Лена.
— Такой видный блондин непременно должен бросаться в глаза. — Одетта упорно продолжала гнуть свою линию. — И ты хочешь сказать, что никогда не обращала на него внимания?
— Я ничего не хочу сказать. — Лена положила блузку в ящик и закрыла его с глухим стуком.
Она знала об отношениях Спартака с графиней и страдала из-за них, хотя речь шла всего лишь о нескольких случайных встречах. Лена по-прежнему любила своего отвергнутого поклонника и ревновала к Одетте, считая, что никогда не сможет соперничать с такой красавицей.
— Среди всех, с кем мне довелось познакомиться в деревне, ты, Лена, и молодой Спартак Рангони кажетесь мне самыми удивительными и непонятными созданиями. Вы словно предназначены для иной роли, чем та, что вам приходится исполнять. Я бы сказала о вас так: красивые и гордые. Вы как будто созданы друг для друга, — коварно намекнула Одетта.
— Графиня забывает, что я замужем. У нас в деревне супружеская верность все еще в цене, — заметила Лена, понизив голос.
Одетта бросила щетку на туалетный столик и рывком обернулась.
— Лена, a suffit[32], — прошипела она.
— Oui, madame[33], — ответила молодая женщина, понимая, что переступила границу дозволенного.
— Тебе придется извиниться за свою дерзость.
— Прошу прощения у госпожи графини, — покорно извинилась Лена, опуская глаза.
— Это пока все, можешь идти, — сухо отослала ее Одетта.
Слова графини прозвучали как угроза. Лена поняла, что придется расплачиваться за нанесенное оскорбление, но не представляла, когда и каким образом Одетта намерена ее наказать.
Когда она нанималась на работу, граф Ардуино заверил ее, что все будут оказывать ей уважение. И сейчас Лена должна была честно признать, что Одетта обращалась с ней хорошо. Уж скорее это она сама несколькими презрительными словами, брошенными сгоряча, оскорбила графиню. Но как объяснить Одетте, что она ревнует и страдает, что ненавидит себя, потому что продолжает, несмотря ни на что, хранить и лелеять в своем сердце запретное чувство? Встревоженная и испуганная, Лена вышла из будуара и спустилась по служебной лестнице в кухню.