— Галантен, как всегда, — с иронией отметила Лена. — Давай садись. Я не хочу, чтобы ты рухнул у моих ног. Не забывай, силы мои уже не те, я не смогу тебя поднять.
Все вместе, в тесном дружеском кругу, они отпраздновали торжественное возвращение на сцену семьи Рангони. Это нельзя было назвать чудом, скорее это стало результатом мудрой стратегии, терпеливо разработанной престарелым финансовым магнатом и смелым молодым предпринимателем. Они объединили свои усилия и победили.
Это был поистине незабываемый вечер. Молодые держались за руки и обменивались взглядами, говорившими куда больше, чем любые слова.
А старики грелись у костра своего прошлого и устроили настоящий фейерверк из воспоминаний.
— Ты помнишь, Лена?..
— Ты помнишь, Антонио?..
— Это было в двадцать шестом…
— Да нет же, это было в двадцать восьмом!
— А ты помнишь, как в феврале крестьяне выходили в поле и звонили в колокольчики, чтобы пробудить землю от зимней спячки?
— А помнишь тот случай, когда сломалось чудо-дерево[58], и все окорока, колбасы, гроздья сосисок полетели вниз?
— И что ты теперь делаешь, старый дуралей, сидя на верхушке своего небоскреба?
— А ты, старая карга? Что ты теперь делаешь в своей забытой богом деревушке?
— Все еще встречаю рассветы и закаты. Иногда в тумане мне чудится тощая фигура дона Паландраны. Летними вечерами смотрю, как резвятся светлячки, и вдыхаю воздух лугов.
— Ты всегда была немного с приветом.
— А ты был ужасно обидчив. Чуть что, надувался, как индюк. Но сегодняшний вечер ты мне не испортишь. Я чувствую себя слишком счастливой.
— Начинаю думать, что ты бессмертна.
Лена задумчиво заметила:
— Если бы кто-то мог предложить нам бессмертие, разве ты принял бы такой печальный дар? Я — точно нет.
Лицо Антонио омрачилось:
— Ну вот, мы все-таки заговорили о смерти.
Лена улыбнулась и откинулась на спинку кресла. Ее ум был ясен, она наслаждалась давно позабытым ощущением блаженного покоя.
Антонио осторожно погладил ее по руке, и Лена в ответ пожала ее. Ей больше не хотелось говорить.
Вдруг она увидела на террасе, в зимнем саду, глядевшие на нее фосфоресцирующие глаза. Неужели это сова? А может, ей просто показалось? Птица с громадными желтыми глазами сидела на ветке какого-то экзотического растения, и Лена слышала ее унылый призыв.
Она закрыла глаза, вспоминая старинную песенку, которую дети когда-то пели вполголоса, заслышав зловещий крик ночной хищницы, считавшийся дурным знаком:
Совушка-вдовушка,
Круглая головушка
Плачет-завывает,
Смерть зазывает.
Лена знала, что старинные приметы не обманывают. И как приятно было чувствовать пожатие натруженной узловатой руки Тоньино в ту минуту, когда силы покидали ее.