— Об этом никому ни слова. Понял?
— Я глух и нем.
Наивному и веселого нрава Иусику не раз удавалось изгонять печаль из души порой охваченного тоскою господина и рассказами о своих проделках над обитателями замка довольно часто увеселять молодого князя. Но в это утро он был недоволен своими шутками: его господин по-прежнему был печален, опять погрузился в мрачные размышления.
Не очень-то много узнал Самвел от слуги относительно гонца. Одно лишь его заинтересовало: отчего мать так поспешно удалила его? Обычно гонец оставался в замке до получения ответа на привезенное письмо. Что же теперь заставило мать отослать гонца и укрыть его в отдаленном от замка селе?
Он обратился к прислужнику:
— Иусик, не можешь ли ты заранее разузнать о новом приезде гонца к княгине?
— Могу! — с уверенностью ответил юноша.
— У кого?
— У «нее». «Она» мне обо всем расскажет. — Речь шла о служанке княгини, пылко любившей Иусика.
— И можешь узнать, о чем будут говорить княгиня и гонец?
— И это могу.
— Каким образом?
— Скажу «ей». «Она», как бес, всюду пролезет: подслушает и все расскажет.
— Но «она» не должна знать, что это делается по моему приказанию.
— Иусик не дитя, он все понимает.
— А если «она» разболтает?
— «Она» не такая девушка. Велю ей: «молчи», и она будет нема.
Прибывший к княгине гонец был одним из танутеров[13] Тарона. Его тайный разговор с княгинею мог бы многое объяснить Самвелу, и потому именно он интересовался этим.
Солнце стояло уже довольно высоко над горизонтом, и его теплые, золотистые лучи заливали комнату князя. Он поднялся с дивана и приказал юноше подать воды для умывания.
Князь прошел в опочивальню. Там на полу был разостлан мягкий дорогой ковер. Слуга накрыл его куском тонкотканного полотнища. Князь, поджав ноги, сел на подстилку. Это делалось для того, чтобы не забрызгать ковер. Затем слуга накрыл колени князя белым холщевым передником и поставил перед ним серебряный, художественной работы таз с резными краями, напоминающими тупые зубья пилы. Таз был накрыт плоской сеткой, а мелкие отверстия сетки разукрашены узорами. Использованная вода через сетку стекала в таз, и умывающийся, таким образом, не видел грязной воды. Иусик, встав на колени перед князем, правой рукой лил воду из серебряного кувшина, изображавшего павлина с широко раскрытым хвостом, а в левой держал маленькую серебряную чашечку с душистым мылом. Ручками кувшина служили крылья павлина, а вода лилась из его клюва. Павлин был любимой птицей рода Мамиконянов и служил им напоминанием об их прежней родине — Китае[14]