Ильевский смотрел на возбужденную Лялю, и темные глаза его сияли.
— А ты здорово это подметила: вера в народе не угасает. Не чувствуется у нас беспросветного мрака!
— Как во вселенной, в макрокосмосе: среди безграничной темноты — бесконечные солнца, солнца, солнца! Ну, пусть, может, я преувеличиваю, но ведь огни борьбы, молнии ненависти действительно раз за разом разрывают эту оккупационную ночь!..
— Ты уже заговорила, Ляля, как поэтесса… А впрочем, где борьба, там и поэзия; кажется, так всегда было…
Прямо с работы зашел Пузанов — в мазуте, в куцей своей обтрепанной шинели. Весело поздоровавшись с Лялей, заглянул через порог на кухню:
— Тетя Оля, вы дадите мне теплой воды?
— Хоть кипятку, — откликнулась Сережкина мать.
Леонид пошел умываться. Шумно плескаясь, фыркая, он кричал из кухни товарищам:
— Городскую управу переименовали — слыхали? Отныне городской управы нет… Есть бургомистрат! Запомните…
— А ту желто-голубую[4] тряпку, которая висела над управой, еще позавчера сняли, — сообщила, в свою очередь, тетя Оля.
— Накокетничались, — сказала Ляля равнодушно.
Славное море, священный Байкал,
Славный корабль — омулевая бочка! —
напевал Леня, умываясь.
— Тише, Леня, — заметила Ильевская. — У соседей офицер стоит…
— А ну их ко всем чертям! Надоели.
И затянул еще громче:
Эй, баргузин, пошевеливай вал,
Молодцу плыть недалечко…
Ильевская смотрела на него, сдерживая добрую улыбку.
Умывшись, Пузанов снова вошел в Сережкину комнату и, пристально и серьезно глядя на Лялю, молча полез рукой в правый карман брюк.
Сережка следил за рукой Леонида, как мальчонка, ждущий краюху «от зайца».
Вместо краюхи Леонид, громко стукнув, положил на стол ржавую ракетницу. Потом точно так же молча, улыбаясь одними глазами, вытянул из левого кармана брюк вторую ракетницу и, еще сильнее стукнув ею, тоже положил на стол.
X
Валентин Сорока и Боря Серга жили на Подоле, в том районе Полтавы, который сбегал с южного склона белыми домами прямо на луга, ровные, просторные, тянувшиеся до самой Ворсклы, спрятанной в берегах. Там начиналось раздолье, там открывался вожделенный мир полтавской малышни! Сияние реки, белые песчаные берега, тени развесистых верб, с ветвей которых можно было прыгать прямо в воду, — с чем это сравнить?!
Дома, в которых жили хлопцы, стояли напротив, через улицу, сады их плотно переплелись ветвями, так же переплеталась тут через дорогу юная мальчишечья дружба. В школе Валентин хватал преимущественно тройки, а Борис был честным отличником, и на собраниях его под аплодисменты избирали в президиум. Зато на уроках физики учитель брал себе в ассистенты только Валентина. Лопоухий, курносый паренек с пылающим от постоянного смущения кругленьким лицом демонстрировал товарищам вольтову дугу так смело и уверенно, будто сам ее изобрел.