— Не хотите, — из-за мотоциклетных очков и хирургической маски гудели они, словно мухи, — платите в кассу за осмотр и до свидания.
Я, не в силах ни сопротивляться, ни говорить, потому что вся челюсть и язык онемели от наркоза, заморгала глазами.
— Ну вот, то-то же, — залезая сверкающим роботом с названием «Терминатор» мне по самое горло, вновь прожужжали они, — пациенты какие-то странные пошли! Мы ценники вывесили перед регистратурой на табло, они на них или не смотрят, или не понимают, что там все в долларах, а не в рублях!
Меня бесили их разговоры. В своих статьях я уже не раз писала о том, что недопустимо объявлять цены в валюте чужой страны, что закон должен строго карать за это. Но наши псевдопатриоты в Думе, крича о ненависти ко всему западному — музыке, литературе, искусству, — отвергая все чужое, обожают именно не наши деревянные, а их «мани-мани», и потому закрывают глаза.
С перекошенной челюстью я стояла у кассы стоматологической клиники и выуживала из кошелька свой «НЗ». Естественно, в валюте чужой страны. Без всякого обменника и тени смущения чьи-то руки за окошечком оприходовали мои зелененькие, а взамен вынырнула малюсенькая бумажка с длинным списком операций, которые мне накосила молоденькая девочка-врач. После всех перенесенных страданий было очень жаль себя и почему-то захотелось, чтобы кто-нибудь еще меня пожалел и посочувствовал. И вдруг я впервые подумала, что этим кем-то мог бы стать мой уральский друг Илья. Я явственно услышала его голос: мол, все хорошо, зубы у меня блестят, как новенькие, и, самое главное, не будут больше болеть.
«Черт с ними, с деньгами, здоровье важнее всего», — подумала я и помчалась за Ксенией в школу. Мне предстояло ее покормить у себя дома и отвезти на фигурное катание.
Она придумала новое хобби. Психологи и психотерапевты ей разонравились.
— Риса! — увидев огромный камень от уральца на тумбочке у моей кровати, воскликнула она. — Какая прелесть! — Камень ей пришелся по душе, а вот шиншилла Мурка, как я ее прозвала за ласковый нрав, не вызвала такого восторга.
— Шур-Мур, — сразу окрестила она зверюшку и, минутку постояв у клетки, тут же вернулась к камню.
— Риса, он драгоценный?
— Наверное, в общем, вещь дорогая, — без всяких мыслей отозвалась я.
— Значит, это будет мое наследство? — серьезно поинтересовалась она.
К такому вопросу я готова никак не была.
Сама в наследство от бабушки я получила, только… если считать по-крупному — зеленые глаза. Моя бабулька даже в глубокой старости имела лучистые и очень красивые глаза. Перед смертью она уговаривала меня взять в наследство какую-то, по ее словам, необыкновенную, пуховую подушку, которую набивала еще ее мать, как приданое, специально к ее свадьбе Я под разными предлогами, чтобы не обидеть старушку, отнекивалась от такой драгоценности.