— Конечно.
— Только пиши четко, не как курица лапой. А сейчас извините, друзья, вынужден вас покинуть. Но не вздумайте расходиться! Когда отвалит эта банда, — презрительно махнул рукой в сторону жужжащего роя, — начнется самое интересное. А вы, Ольга, не порите горячку с отказом. У вас есть шанс зависнуть в веках, по крайней мере, в этом уж точно, — весело подмигнул он. — Художники уходят, модели остаются.
Геннадий проводил друга взглядом.
— А секрет своей картины так и не выдал, хитрец.
— Тайна, раскрытая другим, кажется скучной. Гораздо интереснее самому докопаться до истины, разве нет? — Она ткнула мизинцем в пластмассовую перемычку очков, подобный нелепый жест позволял себе только один человек на свете. — Всего хорошего, мне пора.
— Как пора? Нас же просили остаться! Кстати, — «порученец» достал тисненную золотом визитную карточку, аккуратно вписал туда чужой телефон, постаравшись, чтобы отлично прочитывались свои, протянул несговорчивой гостье, — желанием таланта пренебрегать нельзя, согласны? Уверен, Валентин будет рад вашему звонку.
— Спасибо, — сдержанно поблагодарила гостья и направилась к выходу, небрежно прихватив протянутую визитку.
Геннадий подошел к длинному столу у стены с жалкими остатками выпивки и закусок, отыскал ополовиненную бутылку водки, наполнил на треть стакан, опрокинул, вилкой подцепил ветчину и принялся размышлять, вяло жуя.
Откуда взялась эта чертова баба? Ему были известны все Валькины прихлебатели — каждую рожу хоть однажды, но видел. Это же лицо не мелькнуло ни разу, нигде. Коваль, конечно, натура широкая, но посторонним в его дом не попасть. А студия для Вальки больше, чем дом, здесь он шаманит с красками. Если хозяин знает всех приглашенных, почему не знаком с одной? Не знал ее имени, нес ахинею, распускал хвост и вообще вел себя, как мальчишка? Тогда какого рожна она тут очутилась? С кем-то пришла? Не похоже, иначе не торчала бы одиночкой в углу.
— Над чем размышляем? — возникший вдруг рядом хозяин обшарил глазами стол и весело изумился. — Надо же, черти, уже все сожрали! Сколько ни выставь, подчистую сметут, — художник выудил из-под стола непочатую бутылку грузинской чачи, открыл, разлил по стаканам. Другой посуды Коваль не признавал, и рядом с самой изысканной закуской у Валентина всегда стоял граненый стакан. — Давай, дружище, для разгону! Спасибо, что выкроил часок из своего драгоценного депутатского времени, мои извинения твоим избирателям. Наверное, кого-то из этих лопушков я обокрал.
— Уймись.
Друзья чокнулись, чача оказалась приятной — душистой, густой, без привкуса дешевого самогона.