Когда-то Димку корежило от этих слов. В воспитательных целях школьная математичка запросто могла влепить пару способному ученику, которого частенько заносило в ответах. Лебединые двойки всегда сопровождались фразой, озвученной сейчас памятливой Марией. В старших классах Елисееву прочили карьеру ученого, уж больно оригинально крутились его мозги. Учительские надежды выпускник оправдал: легко зачислился в МФТИ, блестяще закончил, поступил в аспирантуру. А потом вдруг бросил науку и подался в коммерцию, видно, там его расчеты годились больше.
Елисеевским водителем оказался шустрый малый по имени Сергей, с курносым носом, осыпанным веснушками, толстыми, как у карпа, губами, светлыми бровями и ресницами, словно вытравленными перекисью, отчего голубой глаз, не защищенный темным волосяным частоколом, представлялся переполненным хитринками, которые, вываливаясь из глазного яблока, разбегались по лицу, выдавая плута. Заметив босса, шофер тут же перехватил у него тележку с багажом и резво покатил к серебристому «Мерседесу».
— Чем сейчас занимаешься, Дим? — спросила Мария, вышагивая рядом.
— Рекламой.
В девяностом году на пару с другом-химиком Елисеев наладил травлю тараканов и мышей. Дела пошли в гору, и скоро друзья-соучредители сляпали фирму с гордым названием «Делос». Что означали эти два слога, толком не знал никто, но деньги сыпались к удачливым дельцам, как просо к куриным лапам, брошенное щедрой хозяйской рукой. Митяй женился, забурел, оброс жирком и расслабился. А зря, потому как химику надоели мышиные яды, и он усиленно принялся изобретать отраву для партнера. Через три года, как раз накануне отъезда Марии в Италию, Елисеев приперся к ней с парой бутылок «Столичной» и в перерывах между стаканом, соленым огурцом и бородинским хлебом, припасенным для итальянского жениха, поведал, что дружок его кинул, а заодно увел красавицу жену.
— Представляешь, Манька, этот сучий пес втихаря открыл новый счет, перевел туда бабки и смылся с моей коровой. А я, козел, ему доверял, как себе, — отводил душу доверчивый бизнесмен и муж-лопушок, обижая ни в чем не повинных животных сходством с подлецами да дурнями. В тот памятный вечер Елисеев поклялся никому не верить, в чем теперь, наверняка, преуспел. Тогда же он накаркал возвращение Маши в Москву.
— Рекламный бизнес трудно освоить?
— Если точно все просчитать, нет, — ответил стреляный воробей, подходя к машине. В мгновение ока водитель отлетел от багажника, куда старательно впихивал чемоданы, и услужливо распахнул заднюю дверцу.
В кожаном салоне было уютно, пахло сосновыми почками, негромкая музыка расслабляла и настраивала на лирику. Дмитрий раздавал по мобильному телефону приветы, ругался, грозил, льстил, сопел с недовольной миной, расплывался в улыбке, пошлепывал изредка теплой ладонью по Машиной руке, и все его мысли прочитывались, как открытая книга с крупным шрифтом для детей. Особенно лезла в глаза одна, самая назойливая: с какого бодуна в Москву прилетела Манька Бодун? Хамоватую форму смягчала суть: искренняя радость от встречи с Марией. Она улыбнулась, откинулась на спинку сиденья и прикрыла глаза…