Она вспомнила, как разозлилась при виде Вадима в двухместном купе. Потом растерялась, потом смирилась, разумно предположив, что на месте Стернова мог оказаться гораздо худший. Это была последняя мысль, которую спродуцировал разум, затем его продуктивность иссякла.
Вначале все выглядело вполне пристойно и безобидно: сдержанное «здрасьте» без намека на радость, звякающая ложка в стакане с чаем, корректность знакомых, но равнодушных друг другу людей. Когда же случился сбой? Когда столкнулись лбами, наклонившись разом за скатившимся со столика апельсином? Или когда в Бологом подвыпивший Дед Мороз орал, что любит какую-то Галю, и лихо отплясывал на платформе? Они веселились, наблюдая из окна за бравым «дедком» в новогодней ночи, и одно плечо ощущало сквозь ткань тепло другого. Когда он рассказывал о тибетских монахах, о великом спорщике Депардье, о парижанках, о картинах Эль Греко, потрясших его в Кафедральном соборе Толедо, о корриде, о старой, скупой на слова таитянке, чья бабка знала Ван Гога? Или когда он небрежно обронил, что все имена в мире не стоят одного — Мария? А может, все началось еще осенью, с той странной усмешки в прихожей? И оставался только легкий щелчок по скорлупе, за которой пряталась от жизни бестолковая одиночка? Она давно распрощалась с иллюзиями, не доверяла эмоциям и на собственном опыте убедилась, что рациональное надежнее эмпирического. Две тысячи третий оказался бунтарским годом, с первых минут толкнул к мятежу — против себя. Мятежницу такой бунт не пугал — будоражил.
— Грымза не заваливалась? — в приоткрытую дверь просунулась встрепанная головка Леночки Карасевой. С уходом Тимофея Ивановича молодая сотрудница сделала головокружительную карьеру: скакнула с секретарского стула на место продавца-консультанта. Легкую встрепанность Леночка позволяла себе в последнее время частенько, а точнее, каждый раз, выходя из начальственного кабинета. И чем чаще лохматилась Карасева, тем больше мрачнела Подкрышкина.
— Ты спрашиваешь о Виктории Акакиевне?
— О ком же еще? — девушка по-хозяйски плюхнулась на стул, еще хранивший тепло предыдущего зада. — Кто у нас вечно повсюду шныряет, за всеми следит? Можно и мне чайку?
— Почему пусто в торговом зале? Я, что ли, должна обслуживать покупателей? — заполнил каморку тигриный рык. — Вы, Елена, безответственно относитесь к своим обязанностям, боюсь, нам с Игорем Дмитриевичем придется пересмотреть вашу зарплату.
Леночка любовно осмотрела свои алые ноготки, вздохнула, грациозно соскользнула с потертого дерматина и поплыла на выход с милой улыбкой, мимоходом невозмутимо заметив.