«Close» по-прежнему маскировало незапертую дверь. Из начальственного кабинета доносились возбужденные голоса — женщины и мужчины. В мужском без труда угадывался владелец «Ясона», в женском клокотала ярость его жены.
— Я сказала: раздену до нитки! И никакой суд тебе не поможет, все по закону, дорогой бизнесмен.
— Как ты могла, Вика, как ты могла?!
— А ты как мог? Променять меня на драную подстилку?! Думаешь, эта девка стелется под тебя, потому что любит? Ха, не смеши! Ей нужен не ты, плевать она на тебя хотела, нужны твои деньги, придурок, точнее, наши. Или забыл, что я вбухала в этот гребаный магазин все свои сбережения, все, что осталось после продажи маминой квартиры?
— Это у тебя память короткая. Из твоей тупой башки все вылетело, абсолютно все, сволочь ты неблагодарная! Ну-ка вспомни, кто из нас вкалывал, кто бегал по помойкам, пил с бомжами, вынюхивал у старух, где что плохо лежит, мотался по свалкам, заискивал перед всякой швалью?! А ты в это время жрала шоколад, валялась на диване, задрав ноги, изображала больную. Даже картошку мужику не могла пожарить!
— Скотина! Это я-то изображала?! Да мне после аппендицита больше трех килограмм нельзя было носить, а я для тебя таскала сумками жратву с рынка, тварь! — послышался звук пощечины, потом грохот упавшего стула, шум, возня, загремел свалившийся со стола телефон-факс. Мария подумала, что сейчас эта парочка сгоряча раздавит и ее сотовый. Затем раздались рыдания. — Дурак старый! Посмотри на себя, кому ты, кроме меня, идиотки, нужен? Постыдился бы, сатир хренов, она тебе в дочки годится!
— Да не было у меня с ней ничего, Вика, клянусь!
— Врешь!
— Ты мне всю жизнь не веришь.
— Потому что всю жизнь у тебя не член в штанах, а тыловая шашка: не знаешь, где и когда рванет.
— Дуреха, — хихикнул довольный Подкрышкин, — тыловая крыса бывает, а шашка — толовая.
— Один хрен, — всхлипнула его половина. — Скажи, Игорь, у тебя правда ничего с ней не было?
— Кыся моя, да разве ж я променяю такие формы на кости? — за неплотно прикрытой дверью завозились, захихикали, из кабинета донеслись сочные чмоки. Мария вздохнула, поняв, что с мечтой вернуть телефон на сегодня придется расстаться. Войти — невозможно, стоять и слушать эту галиматью — противно. Она развернулась, шагнула назад. И остановилась: воркотня принимала интересный оттенок.
— Дурочка ты моя наивная, ведь это же все белыми нитками шито. Думаешь, менты — дураки?
— Дадим кому надо на лапу, не то что дураками, глухими слепцами прикинутся. Помнишь Ваську? Того, кто мне с квартирой помогал?