— Она может говорить? — услышала я издалека свой голос.
— И не только… Слушай-ка, а ты что это? Ты ж вроде не пила?
— Мне нехорошо, сейчас пройдет… У меня уже так было… Надо пойти проверить сосуды, у меня же было сотрясение мозга, помнишь?..
— Да что ты? А там есть что сотрясать?.. Ну-ка, ты сюда располагайся, красотка… А тебе что дать? Перекись водорода, или что ты там нюхала в машине?
— Нашатырь и еще… ватку… надо…
— Ты многого от меня хочешь… сейчас, подожди…
Он принес мне бутылочку нашатыря и клок ваты.
— Справишься сама? Слушайте, девчонки, вы мне удовольствие не портьте… Давайте-ка в себя обе приходите… Идея! Дай-ка!
Он отобрал у меня вату, смоченную в нашатыре, и сунул ее под нос Милке. Та резко отбросила голову вбок, ударившись об стенку, и заплакала.
— Да что же это!.. — Виноградов с досадой потряс ее за плечи, а та пьяная дурочка обняла его и затихла у него в руках. — Нет, так не пойдет.
— Саша, оставь ее в покое! Что ты от нее хочешь?
— То же, что от тебя! — Виноградов бросил Милку на кровать и подошел ко мне. — Тебе лучше?
— Ну да…
— Хорошо… — Он приблизился ко мне вплотную.
Когда Виноградов подходил ко мне близко, соображения морали, гордости, чести, будущих жизненных катастроф, вызванных его близостью, и прошлых незаслуженных жесточайший обид, следовавших за нею, отступали. Всегда. За четырнадцать лет я ему отказала в его естественном желании раза четыре, не больше. Может быть, такая его власть надо мной вызвана тем, что он мой почти единственный мужчина. Почти — потому что те жалкие разы и даже полуразы с другими (некоторых я прогоняла), с кем я пыталась избавиться от Виноградова, и только убедилась, что это невозможно, — не в счет.
— Ты видела себя в зеркало?
— Нет.
— Посмотри.
Он взял меня за руку и повел к огромному зеркалу в прихожей.
Я и забыла, что он напялил на меня какое-то платье.
— Это мне — подарок, да?
— Ну… вроде того… Спальный такой подарок.
— А это разве для сна?
— Нет, конечно, — он засмеялся, — это для… Ну-ка, встань вот так, ага, а теперь наклонись… видишь, как красиво, когда у такой скромной женщины в платьице почти до колен вдруг обнаруживается отсутствие трусов… Ага… А зачем ты туфли сбросила? Они тебе жмут?
— Нет, они спадают.
— Ерунда.
— Туфли тоже спальные?
Виноградов поцеловал мне ладонь, быстро принес туфли и надел мне на ноги.
— Вот. Теперь иди ко мне… Постой-ка…
Из спальни раздался голос Милки:
— Ой, где это я? Здесь есть кто-нибудь? А? Лю-ю-юди-и-и!..
— Есть, есть, лапушка, ты так не кричи, есть и люди, есть и другие женщины, не переживай!
Виноградов пошел к ней, из комнаты через мгновение послышалась возня.