Она не поверила ему из-за таящегося в его глазах смеха, однако удовлетворилась его обещанием. Когда он взял свою шляпу и направился к двери, она попыталась задержать его.
— Куда же ты пошел? Ты же еще не рассказал мне, что ты здесь делаешь, да мне хотелось бы услышать от тебя ответы еще на ряд вопросов.
Однако он с раздражающей беззаботностью помахал ей на прощание рукой через плечо и сказал:
— Потерпи до завтра!
Весь вечер этого дня Джорджина, одна в квартире, которую она делила со Стеллой, думала о последних таинственных словах своего дяди. Почему, удивлялась она, ей надо ждать до завтра ответов на ее вопросы? Что за неотложное дело появилось у него, что он смог посвятить ей всего несколько минут времени?
Эти вопросы оставались без ответа все утро следующего дня и даже половину послеобеденного времени, когда она механически исполняла повседневные обязанности, связанные с ее бизнесом. Однако даже переворачивая гору переписки, она все время прислушивалась к телефону, нетерпеливо ожидая звонка от дяди. Звонки, конечно, раздавались, и не единожды, но ни разу ей не отозвался веселый голос дяди.
Последний звонок был от Драйзберга. Совершенно незаинтересованно выслушала она его новость о том, что министр промышленности и торговли Ирландской Республики уже прибыл в Нью-Йорк в начале этой недели и уже сегодня утром звонил, чтобы узнать, может ли она принять его, и, если так, нельзя ли назначить встречу на сегодня, потому что он намеревается завтра рано утром улететь в Ирландию. Первым ее порывом было отказать во встрече — ей хотелось, чтобы весь день был свободным и посвященным дяде, — однако хорошие манеры возобладали, и она, внутренне сопротивляясь, поручила Драйзбергу сообщить министру, что она готова встретиться с ним в любое удобное для него время.
Следующий час тянулся бесконечно, и все еще не было ни одного слова от дяди. Когда Сузан вошла и сообщила ей голосом, полным скрытого возбуждения, что прибыл ирландский министр, она почувствовала некоторое облегчение.
— Проводи его сюда, Сузан, — ответила она ей рассеянно, так как была погружена в разрешение какого-то вопроса, который для того, чтобы подготовить к завтрашнему дню документ, должен был быть решен немедленно. Несколькими секундами позже она ощутила присутствие кого-то в комнате, и, посмотрев вверх, уперлась взглядом прямо в голубые глаза Лайэна Ардьюлина. Она приподнялась в кресле, потом опустилась обратно, не в силах произнести ни слова от потрясения.
— Джина! — Казалось, что он тоже потрясен их встречей. Он сделал несколько шагов к ней. Стройный, безупречно одетый, он вписывался в окружающую обстановку, будто это был его родной дом. Ее озадаченный взор отметил кожаную папку для бумаг у него под мышкой, неяркий клубный галстук в полоску и безукоризненно белую льняную сорочку, и, наконец, выражение напряжения на его лице, гораздо более бледном, чем запомнилось ей; губы были сжаты плотнее, а глаза были гораздо сильнее углублены каким-то чувством, то ли болью, то ли разочарованием. Она глубоко вздохнула.