Черты Лайэна напряглись, кожа туго натянулась на лице, маску ледяной неприязни оживляли только пылающие голубые глаза. Она пристально смотрела на него, и ее расширенные от страха зрачки противоречили ее храбрым речам, а потом, почувствовав, что его руки влекут ее к нему, она попыталась освободиться, что, однако, не увенчалось успехом. Его объятие окрепло, и не ослабевало, пока она не оказалась прижатой к нему, сердце к сердцу, и их губы почти соприкасались.
— На самом деле, почему бы и нет? — Его дыхание обожгло ее щеку, когда он склонился к ней. Сдвоенные гневные огоньки сверкали в глубине его глаз так ярко, что его взгляд пронизывал насквозь и устрашал своей силой. — Почему бы и нет, если, например, в его объятиях вы приходите в экстаз! Если, например, в его взгляде вы видите обещание страсти, которого вполне достаточно, чтобы заставить поверить вас в то, что вы вознесетесь к небесам. И если, — вызывающая дрожь жестокость его голоса намеренно окрепла, — вы каждый раз будете думать, что мир потерян для любви, когда он делает… так!
Его жесткие губы приблизились и накрыли ее трепещущие губы настолько холодным и безжалостным поцелуем, что он совершенно не произвел того действия, на которое был рассчитан. В этом поцелуе она почувствовала страх, страх мужчины, понявшего, что все запланированное им ускользает из его лап, и ее оттолкнула такая его алчность. Она покорно стояла в его объятиях, в то время как он намеренно пытался пробудить в ней чувства, о существовании которых уже знал. Жгучие слезинки наполняли ее глаза, однако она не позволила ни одной из них сорваться с ресниц — никогда она не доставит ему удовольствия знать, что его осуществленный таким образом штурм ее чувств доставляет ей такую муку и довел ее до невыносимого состояния. Его руки ослабели и отпустили ее, когда он ощутил, что его чувства не находят в ней ответа. Он оторвал свои губы от ее холодных неподвижных губ и отступил на шаг, но под покровом сдержанности, которым он пытался скрыть досаду от своего поражения, кипел гнев разочарования. Его губы искривила издевательская ухмылка, и он с такой же издевкой произнес:
— Так значит, вы предпочитаете для безопасности продолжить игру? С Касселом Уэйли вы никогда не испытаете высот истинных, глубинных чувств, только жалкое их подобие. Убеждены ли вы, что именно этого хотите?
Этими причиняющими страдание словами, он как бы живьем сдирал кожу и с себя, и с нее, словами, которые хлестали по ранам, нанесенным ее чувствам, ранам, которые, как она знала, уже никогда не заживут.