Времени уже, наверное, четверть четвертого, к тому же я несколько удивлен, застав Синтию дома, но тем не менее она дома и, надо сказать, выглядит очень неплохо в домашнем платье и с распущенными волосами — у Профессора губа не дура. Она довольно приветливо со мной здоровается, но как только я объясняю, зачем я здесь, она строго поджимает губки и говорит что-то вроде того:
— Послушай, — говорит она, — у меня и так полно неприятностей: вчера были гости, двое парней из-за меня подрались, и полицейскому пришлось их разнимать. По-моему, вполне достаточно. Сам подумай, какая у меня будет репутация, если дело вскроется? А что обо мне будут писать в газетах?
Через десять минут я понимаю — спорить с ней бесполезно, ведь она говорит быстрее меня, и смысл ее слов сводится к тому, что станет с ее репутацией, если она пустит Профессора, поэтому я ухожу, а она все еще стоит на пороге в домашнем платье и все еще выглядит очень неплохо.
Теперь нам ничего не остается, как везти Профессора к Бобби Бэкер; она живет в двухэтажной квартире в Саттон-Плейс недалеко от Ист-Ривер, где всякие шишки понастроили себе пижонских домов в центре старой трущобы, и вот, мы туда едем. Профессор откинулся на сиденье и еле дышит. Я наклоняюсь к Большому Нигу и говорю:
— Слушай, Ниг, — говорю, когда приедем к Бобби, нужно сразу тащить к ней Профессора, без предупреждения, и кинуть его там, тогда ей уже некуда будет деваться, хотя, — говорю, — Бобби Бэкер прелестная малютка и сделает все, что надо, ведь Профессор платит за ее квартиру целых пятьдесят кусков.
Ну вот, такси останавливается перед домом Бобби, мы вытаскиваем Профессора из машины, взваливаем его себе на плечи, ползем наверх, к Бобби, и я звоню в дверь. Бобби сама открывает, и я вижу, как в комнату прошмыгивают мужские ноги, хотя в этом, конечно, ничего особенного, тем более, что ноги одеты в розовую пижаму.
Бобби, разумеется, страшно удивлена при виде меня, Большого Нига и болтающегося между нами Профессора, однако войти не приглашает, и я в дверях объясняю ей, что Профессора пырнули ножом и что его последними словами было: «К моей Бобби». Тут она прерывает меня, прежде чем я успеваю закончить свой грустный рассказ, и говорит что-то вроде:
— Если вы сейчас же не увезете его отсюда, я вызову полицию, и вас, мальчики, арестуют как соучастников.
Потом она захлопывает у нас перед носом дверь, и мы тащим Профессора обратно к машине, понимая, что Бобби права и что если нас застанут с изрезанным Профессором, и ему вдруг вздумается откинуть коньки, нам не сдобровать — легавые обычно не верят малым вроде меня и Большого Нига, что бы мы ни говорили.