Он прочел ей речь вслух, как привык читать свои пьесы в театре. Когда он закончил, она не сказала ни слова и только пристально смотрела на него. Он тоже молча глядел на нее, уверенный, что провалил пробу. Затем она открыла свою объемистую дамскую сумочку, извлекла оттуда большой кошелек с защелкивающимся запором, вынула из кошелька бумажник и принялась рыться в нем. Через пару бесконечно долгих минут она вытащила маленький пожелтевший листок бумаги, встала со стула и направилась к Миллару, который уже подумывал, не повредилась ли она в уме. На мятом, разлезающемся листочке было записано то же изречение. «Я всегда ношу это с собой», — сказала она с улыбкой. «Меня словно током дернуло, — рассказывал впоследствии Миллар. — Я вдруг понял, что жизненный путь этой женщины каким-то образом переплетется с моим» {6}.
Миллар и Тэтчер продолжили сотрудничество на Блэкпулской конференции. Миллар всю ночь напролет писал речь. К утру весь номер был завален исписанными листами. Тэтчер, поспавшая несколько часов, явилась в новом костюме — синего цвета, который является символом консервативной партии, — поддернула юбку и опустилась на колени на пол рядом с ним, призывая его поторапливаться. «Я не могу сесть: платье сомнется, в чем я тогда буду выступать?» — сказала она и нетерпеливо добавила: «Давайте, давайте, пишите» {7}. Прочитав кусок речи вслух, она покачала головой.
— Это не я, — посетовала она. — Я не актриса.
— Вы должны ею стать, — ответил он. — Вы же теперь исполнительница главной роли.
Они принялись торопливо складывать страницы. Пригладив напоследок волосы, Тэтчер двинулась в конференц-зал, но не успела она выйти, как зазвонил телефон. Заседание затягивается, сообщили ей. Не могла бы она подождать еще несколько минут? «Ну нет! — взорвалась она. — Ни минуты больше не останусь в этом проклятом гостиничном номере — я тут на стенку от нервов лезу». Нервы ее успокоились только тогда, когда она оказалась в зале и пожилая женщина вручила ей метелку из перьев — символ чистки партии, осуществляемой ею. После того как она была официально представлена аудитории, Тэтчер, повинуясь порыву вдохновения, махнула метелкой по кафедре и по носу председателя партии Питера Томаса. Публика рассмеялась. Напряжение спало. Тэтчер почувствовала себя раскованно и легко начала говорить {8}.
Она с похвалой отозвалась о своих предшественниках, Черчилле и Хите, который к этому времени уехал из Блэкпула, чтобы не слушать ее речь, и заявила, что видит свою задачу в том, чтобы «преодолеть экономические и финансовые трудности, которые испытывает страна, и вернуть нашу веру в Англию и в самих себя». Тэтчер объяснила, почему создалось впечатление, будто за океаном она резко критиковала Англию. «Я критиковала не Англию. Я критиковала социализм. И буду критиковать впредь, потому что он пагубен для Англии. Англия и социализм — это не одно и то же, и пока у меня есть силы и здоровье, между ними никогда не будет стоять знак равенства.