Джилл отстранилась от него:
— Мне душно.
Не дожидаясь его ответа, она прошла к двери, которая вела на небольшую веранду и вышла туда.
Ветерок был теплым, солнце сияло вовсю. Джилл подняла к нему лицо, подставив его теплым лучам и нежному прикосновению ветерка, ожидая, пока ее мысли немного придут в порядок.
Джек вышел следом за нею и остановился рядом. Джилл не поворачивалась к нему — не решалась на него смотреть. Она по-прежнему подставляла лицо солнцу, зажмурив глаза.
— Вчера я получила от родителей открытку, — сказала она. — Поздравительную. Там стояла подпись «Любящие тебя мама и папа». Почерк был незнакомый: подозреваю, что открытку отправила секретарша — отца или матери. — Она сжала руки в кулаки. — А Ребекке они открытки не послали. Господи, она же их внучка!
Джилл повернулась к нему.
— Даже ребенком мне приходилось отвоевывать себе место в родительских сердцах. Мне приходилось всего добиваться самой. Я ненавидела свое одиночество. Изолированность, с которой я бессильна была бороться. Мама и папа были заняты — своей работой, своей жизнью, друг другом. У них не было времени любить меня — пусть даже мне этого хотелось больше всего на свете. Каждое Рождество я просила Санта-Клауса об одном и том же. Я так этого и не получила.
И теперь… — Спазм сдавил горло, так что она с трудом смогла продолжить: — Я снова одна. Я создала семью — и потеряла ее.
Глаза у нее наполнились слезами. Джилл их сморгнула, снова вспоминая Ребекку, свое неудачное замужество, свою нескладную любовь к Джеку.
— А ты сам создаешь себе одиночество! Ты изолируешь себя от своей семьи. От людей, которые тебя любят и хотят с тобой быть. Пять лет назад ты оттолкнул меня. Я не могу этого понять. Что ты за человек?
Он нежно прикоснулся к ее щеке и тотчас снова опустил руку.
— Сколько я себя помню, я всегда слышал от моего отца, как я испортил ему жизнь. Как то, что мама забеременела, стало самой большой ошибкой его жизни и как он всем ради меня пожертвовал.
Джек хмуро посмотрел на небо, словно он оказался снова в Айове и ожидал увидеть серые тучи, а не яркую голубизну, а потом снова взглянул на Джилл.
— До женитьбы мой отец был руководителем музыкальной группы. И хорошо играл. Его группа сделала пару записей. Он много мне рассказывал о том, как они ездили на гастроли, выступали с концертами. — Джек стиснул кулаки. — За все мои восемнадцать лет жизни дома он улыбался только этим воспоминаниям!
— Но ты ведь преувеличиваешь! Он же не мог быть таким…
— …Таким озлобившимся? Таким черствым? Он встретился с ней взглядом, и его глаза горели гневом. Но Джилл поняла, что этот гаев был направлен не против нее. Джек все еще не простил отцу все, что он сделал, — и чего не сделал.