– Вовсе нет. Я не знаю точно, что ты планировал, чего добивался, но явно не смерти моего отца. Ты мог убить его раньше, в любую минуту.
– Никто этому не поверит, – сказал он. В ее глазах забрезжило понимание.
– А я скажу им, что ты не мог этого сделать. Ты был здесь. Со мной.
Рейф понял, что совершил ошибку. Он невольно подал ей надежду. Эту ошибку следовало исправить, пусть даже очень жестоким способом.
– Каждую секунду, мисс Рэндалл? А мои люди? В любом случае я несу ответственность за те несколько… ограблений, и, как я уже говорил, у меня нет желания возвращаться в тюрьму.
– Я не могу так просто все забыть…
– Тогда подумайте вот о чем. Я соблазнил дочь Джека Рэндалла. Я использовал вас. Это принесло мне какое-то удовлетворение. А теперь вам предстоит вернуться к другой жизни. – Рейф смотрел ей прямо в глаза, вынуждая принять его слова.
И тогда слеза прокатилась по щеке, и поднялся кулачок, чтобы со злостью стереть ее. Он хотел нагнуться и слизать эту слезинку и все другие, но заставил себя не шевелиться, сохранив непростительную ухмылку на лице.
– Вам лучше переодеться в брюки, – сказал он, повернувшись к двери.
Потом взглянул на альбом для рисования, лежавший на столе, подошел к нему и, перелистав, вырвал несколько страниц и скомкал. Не сказав больше ни слова, он направился к двери и начал открывать ее.
– Рейф, – позвала она.
Он остановился как вкопанный, затем медленно повернулся и взглянул на девушку.
Она сделала к нему несколько шагов, с искаженным от боли лицом. Споткнулась, затем выпрямилась и расправила плечи. Посмотрела на него долгим взглядом, словно стараясь запомнить его лицо.
– Я люблю тебя, – сказала она.
Рейф почувствовал, что все барьеры, которые он воздвигал, рассыпались. Но ему удалось сохранить на лице невозмутимость и непроницаемость во взгляде. Такая трудная задача ему до сих пор не выпадала. Церемония на плацу по сравнению с этим была детской забавой. Он приказал себе повернуться и шагнуть за порог, закрыв за собой дверь, отрезав себя от того, что было для него кратким мигом счастья, а для нее будущей трагедией. Он пошел прочь еще более одинокий, еще более опустошенный, чем даже в тот раз, когда за ним впервые захлопнулась дверь камеры.
* * *
Она должна была произнести эти слова. Они рвались наружу. Вопреки своей гордости, достоинству она должна была сказать их.
Шей затянул водоворот эмоций, она все еще пребывала в неуверенности, где правда. Ей так и не удалось научиться читать в его настороженных глазах. Ее сбивала с толку противоречивость его поступков. Оставалось полагаться только на интуицию.