— Выпей, Никки, — сказала она.
— Хорошо. Прочти теперь свое письмо ты, Вик. Я должен знать…
Виктор достал из конверта уже прочитанное им письмо Катарин Темпест и снова пробежал его глазами, не решаясь прочесть вслух. Он взял свои очки в роговой оправе, лежавшие на краю стола, надел их и откашлялся.
— «Мой дорогой Виктор!
Прежде всего хочу снова поблагодарить Вас за то, что Вы простили мне то ужасное зло, которое я Вам причинила много лет назад. Проявленное Вами великодушие было столь замечательно, а Ваше понимание и прощение так глубоко меня тронули, что, как я уже говорила Нику после нашей встречи, теперь я могу умереть спокойно, зная, что помирилась с Вами и Франческой.
Я знаю, что Вы, хотя и иначе, не меньше меня любите Ника. Поэтому я прошу Вас приглядывать за ним и от моего имени. Он будет очень нуждаться в Вас и Франки, в вашей преданной дружбе. Вы оба обязаны поддержать его, помочь ему прожить несколько трудных предстоящих месяцев. Мне не хотелось бы, чтобы Ник был один в это время. Пожалуйста, заберите его к себе в «Че-Сара-Сара» вместе с маленьким Виктором и Франки. Моя душа будет спокойной, если я буду знать, что он там с вами обоими и со своим сыном.
И, наконец, не позволяйте Нику искать меня. Я собираюсь уехать в то место, где я найду покой, где обо мне позаботятся. Так надо. Я бы не вынесла страданий Ника, а он бы мучился, оставшись со мной, я знаю это. Вчера вечером мне стало это особенно очевидно.
Теперь только вы трое и еще Майкл Лазарус знают о моем состоянии. Мне хотелось бы, чтобы оно осталось втайне от всех остальных.
Прощайте, мой дорогой друг. Любящая Вас Катарин».
Виктор положил письмо на стол, снял запотевшие очки и, подойдя к Нику, обнял его и крепко прижал его к себе.
— Верь ей, Никки! Там, куда она уехала, ей будет лучше. Не пытайся искать ее. Пусть все будет так, как она хочет.
Ник кивнул. Сдерживаемые слезы душили его, боль в душе разрасталась, охватывая ее целиком. Не обращая внимания на Виктора и Франческу, он метался по комнате, пытаясь собраться с мыслями, но потрясенный рассудок отказывался повиноваться. Неужели никогда больше он не увидит ее, не услышит ее звонкий смех, не заглянет в ее чудесные бирюзовые глаза, не почувствует ее в своих объятиях? Он не мог с этим смириться. Поглощенный собственными переживаниями, он не заметил, как Франческа и Виктор вышли из комнаты.
Вернувшись минут пятнадцать спустя, они застали его по-прежнему шагающим по гостиной из угла в угол с потрясенным и совершенно потерянным видом.
— Мне кажется, Никки, что мы обязаны исполнить все, что она просит. И Чес того же мнения.