— А я и не собираюсь ничего отрицать. Как раз наоборот. Но ты совершенно не права, думая, что она здесь из-за нашей, как ты выражаешься, интрижки.
Ей безумно хотелось поверить ему, но она не могла.
— Брендон сказал, что это ты добился ее перевода в Сидней.
— Все верно. Мисс Макартур поняла, что не может больше оставаться в Бейкерсфилде.
— И почему же?
— Потому что некоторые сотрудники «Фергюссон калифорниан вайн корпорейшн» поверили намекам прессы и сделали ее жизнь невыносимой.
— А тебя-то это с какой стати взволновало?
— С той, что я был хоть и невинным, но все же участником этой драмы. Перевод, однако, оказался к счастью…
— Ну еще бы, — с горечью прервала его Белинда. — Похоже, все сложилось удивительно счастливо для всех, кроме бедняги Джона.
— Послушай, я согласен, что твой отчим пал жертвой, но жертвой обстоятельств, собственной слабости…
Белинда сжала кулаки и кинулась к нему, крича:
— Не смей критиковать Джона! Если бы не ты и эта маленькая… — Не договорив, она остановилась и, закрыв лицо руками, разрыдалась.
Освальд подошел и попытался обнять ее, но она оттолкнула его.
— Оставь меня в покое!
Но он все-таки притянул Белинду к себе, сел и усадил к себе на колени.
Она плакала горько, отчаянно, оплакивая погибшего и выплакивая свою боль и свое потрясение от услышанного. Слезы текли и текли, как кровь из открытой раны.
Прижав ее голову к своему плечу, Освальд дал ей выплакаться, потом сказал:
— Я знаю, ты любила отчима как родного отца. Это был ужасный удар для тебя — вернуться из отпуска и узнать, что он мертв. Естественно, тебе надо было кого-то обвинить…
— Я обвиняю себя, — всхлипнула она. — Если бы я была дома, Джон мог бы прийти ко мне и я помогла бы ему, поговорила с ним…
— Не будь дурочкой, — мягко сказал Освальд. — Джон был взрослым мужчиной, не беспомощным стариком или младенцем, нуждающимся в постоянном присмотре. Ты не должна винить себя ни в чем. Оглядываясь назад, мы все обычно жалеем, что поступили так, а не иначе. Но прошлого не вернуть и не исправить, и мы не должны отравлять свою жизнь тщетными сожалениями и бесплодным раскаянием. — И, протянув ей платок, он посоветовал: — Вытри глаза и иди умойся.
Когда Белинда вернулась из ванной с мокрым от воды лицом, он довольно небрежно, чтобы не вызвать нового потока слез, заявил:
— Думаю, нам пора перекусить. После целого дня на свежем воздухе ты, наверное, хочешь есть. Я так голоден как волк.
Белинда чувствовала, что ей надо побыть одной, чтобы привести мысли в порядок, и спросила:
— Хочешь, я приготовлю ужин?
Но Освальд покачал головой.