Хэрриет двинулась в места.
— Но перед тем, как я расскажу, что именно эта необыкновенная женщина здесь делает, я думаю, нам всем нужно выпить чаю.
— Думаю, мне нужно чего-то посущественнее, чем чай, — хитро добавил Джеймс.
Когда убрали чай, все четверо уселись вместе — и тетя Хэрри начала свой рассказ.
— Трудно даже решить, с чего начать, — сказала она.
— Нам всегда было трудно, Хэрриет, с того момента, когда мы встретились. Начни лучше с самого начала, — предложила Павла Эдриан.
Хэрриет слегка кивнула головой.
— Ты, как всегда, права, Павла. — Она некоторое время смотрела в стену, будто вновь переживая все события давно минувших дней. — Берлин… — тихо начала она. — Все началось в Берлине.
Рассказ начался, и, по мере того, как он развивался, Лизл становилась все более серьезной, слушая воспоминания двух старух, которые выуживали из памяти одно воспоминание — а за ним тянулись другие.
Бабушка Лизл была молодой актрисой, когда заканчивалась война, и ее послали воодушевлять бойцов Объединенного фронта после взятия Берлина. В это же время тетя Джеймса, Хэрриет Ловелл, была призвана в британскую армию в качестве водителя одного из генералов. Именно в осажденном Берлине, среди руин, встретились две женщины. Две молодые и красивые женщины, столь разные по происхождению и темпераменту.
Хэрриет встретила там же молодого русского офицера. Он отличался от других солдат тем, что был сыном князя. Звали его Никки. Он был молод, красив, аристократичен и выглядел шикарно в долгополой серой шинели и высоких сапогах. Широкоплечий, с глазами голубыми, как ясный летний день.
Никки ходил на свидания с Хэрриет, и весьма скоро она отчаянно, безнадежно в него влюбилась.
В один из вечеров, на свидании, он с возбуждением сообщил, что ему удалось достать два билета на представление, которое должно было быть в американской зоне. Он отчаянно желал видеть игру молодой актрисы, чье имя гремело в России до войны, и игру которой прославляла в восторге вся его семья.
Хэрриет вспоминала, как был очарован Никки игрой Павлы Эдриан. Потом в бар, куда Никки повел Хэрриет на ужин, ко всеобщему изумлению и восторгу, вошла Павла Эдриан с группой актеров и американских офицеров.
Никки был ошарашен и настаивал на том, чтобы представиться, поэтому Хэрриет, которая знала большинство американских офицеров и желала сделать приятное своему любимому, выхлопотала ему приглашение за столик Павлы.
То был славный вечер. Они болтали за столиком все трое, а потом их часто видели вместе то там, то здесь. Хэрриет и Павла настолько подружились, что стали совершенно как сестры.