Кэролин решила, что не позволит больше говорить гадостей о своих родителях.
— Я спрошу Óну Раби! — заявила она.
— Она ничего не расскажет тебе! То, что случилось тогда, — дело рук дьявола. Те, кто до сих пор ему служат, внимательно наблюдают за тобой. Опасайся дикаря! Он ждет, когда ты совершишь необдуманный поступок! Уезжай отсюда! Уезжай немедленно!
Дикарь, как же! Кэролин судорожно сжала кулаки. Неужели они считают ее до такой степени глупой, что надеются, будто она поверит во всю эту несусветную чушь?! И как она сможет теперь уехать? После того, что услыхала о своем любимом отце!
Проковыляв в коридор, Кэролин заметила, как от дверей отскочила горничная, глаза которой горели от любопытства. Кэролин обернулась и бросила яростный взгляд на женщин:
— Я и в самом деле могла уехать из Тимберхилла, если бы вы рассказали мне все, о чем я прошу. Но теперь ничто, слышите, ничто не заставит меня покинуть эти места! До тех пор, пока я не удовлетворю свое любопытство, вы будете всюду натыкаться на меня! Вы заставили меня устыдиться того, что во мне есть кровь Тилбери. Но теперь я еще больше горжусь своей девичьей фамилией Адамс! Полагаю, Юдоксии и вправду не хватает священника. Тот, который жил, видимо, был не в себе, раз среди его прихожан затесалась такая парочка, как вы!
Кэролин замолчала, но ни тетя, ни двоюродная сестра не шелохнулись. От их мрачных взглядов по ее коже поползли мурашки.
Отвернувшись от них, Кэролин постаралась как можно быстрее покинуть старый дом.
Схватив дрожащими руками склеенную фарфоровую чашку, Люсиль Эбей шумно прихлебнула теплую жидкость. Иногда она чувствовала себя лучше. Подняв голову, она невидящим взором огляделась вокруг.
Все хорошо, уверяла себя Люсиль, тут же забыв, что привело ее сегодня в трепет. С трудом встав на ноги и хватаясь за спину, ноющую от боли, женщина подошла к окну.
Шторы уже пропитались пылью, но она не обратила на это никакого внимания. Всем наплевать — грязно у нее в доме или нет, потому что никто не приходит к ней. Она знала, что сошла с ума и люди оставили ее здесь наедине с ее размышлениями и воспоминаниями. Впрочем, все равно никого было не уговорить навести в ее доме порядок. Джозеф был ее единственным слугой и не стал бы выполнять работу горничных. Это не входило в его обязанности.
Только чудом можно было различить сквозь грязные стекла верхушки деревьев и огромный лес, подступающий к ее старому кирпичному домику. Она ничего не видела вблизи, только на расстоянии — как этот лес или ее прошлое…
В последние годы ее жизненный круг сузился до этой комнаты в верхнем этаже дома. Здесь она спала, здесь же принимала свою скудную пищу. У нее не было иных развлечений, кроме воспоминаний о прошлом, которые стали такими четкими, словно все события случились с нею еще раз — только в воображении Люсиль. Ее мысли метались по бесконечным коридорам памяти, то и дело приводя ее в то время, когда еще были живы ее дети…