Итак, мы отдали должное основаниям для разделения сил, разлагающих единое главное действие на несколько, и не решимся высказывать порицание в тех случаях, когда такое разделение совершается на одном из этих оснований с ясным сознанием его смысла и с тщательным взвешиванием выгод и невыгод.
Но когда, как это обычно бывает, ученый Генеральный штаб по привычке составляет план, по которому различные районы театра войны должны быть еще до начала игры заняты разными фигурами, как поле на шахматной доске, и затем начинается игра – движение к цели, вдохновляемое фантастической мудростью комбинаций, сложными линиями и отношениями, когда войска должны разойтись сегодня для того, чтобы с напряжением всех сил и искусства, с великой опасностью вновь соединиться через две недели, – то мы испытываем глубокое отвращение к такому уклонению от прямого, простого, бесхитростного пути, умышленно ввергающему нас в полное замешательство. Подобные нелепости имеют тем легче место, чем слабее полководец осуществляет руководство войной и чем дальше отступает он от понимания своей роли, указанной нами в I главе [73] , как непосредственного выявления своей одаренной огромными силами индивидуальности. При такой слабости полководца весь план рождается в недрах фабрики непрактичного Генерального штаба и является продуктом мозговой деятельности дюжины полузнаек.
Теперь нам остается разобраться только в третьей части нашего первого принципа, а именно: все второстепенное ставить, насколько возможно, в подчиненное положение.
Стремясь свести все военные действия к одной простой цели и достичь ее, по возможности, одной крупной операцией, мы лишаем остальные участки соприкосновения воюющих держав доли их самостоятельности: они становятся районами подчиненных действий. Если было бы возможно абсолютно все сосредоточить в одной операции, то эти участки соприкосновения оказались бы совершенно нейтрализованными; но это возможно лишь в редких случаях, и поэтому все сводится к тому, чтобы ставить эти участки соприкосновения в такие рамки, в которых они не отвлекут от важнейшего слишком много сил.
Прежде всего мы утверждаем, что план войны должен преследовать эту тенденцию даже в том случае, когда невозможно свести неприятельское сопротивление в целом к одному центру тяжести, и, следовательно, мы находимся в том положении, которое мы уже однажды характеризовали как ведение одновременно двух почти совершенно различных войн. Всегда следует смотреть на одну из них как на главную и преимущественно на нее обращать все силы и внимание.