Никогда, ни разу, ни устно, ни письменно я не докладывал Берии какие-либо факты, касающиеся работы того или иного руководителя Военного министерства или другого лица.
Почему я докладывал Берии по изложенным выше вопросам? Потому что он был одним из руководителей партии и правительства. Я знал, какое он занимает положение, и не мог не докладывать ему, когда он меня спрашивал. Никто не мог отказаться от доклада ему по любому вопросу, который он мог спросить.
О трудностях в министерстве весной 1952 года, т.е. о том, что у нас не решались некоторые вопросы, докладывал ему потому, что считал, что он может оказать помощь министерству, но и опять-таки докладывал ему не специально, а отвечал на его вопросы.
Я, как и все коммунисты, считал и сейчас считаю, что о недостатках и трудностях в работе я обязан докладывать кому положено, а тем более руководящим деятелям партии и правительства, и не замазывать недостатки. Так учит нас партия.
Вопросы Берии ко мне не носили какого-то особо секретного или доверительного характера, и я, конечно, как и все, не мог тогда и думать, что свои вопросы, как, видимо, и все свои деяния, он использовал в своих корыстных целях. Видимо, рекомендуя написать указанное мной письмо товарищу Сталину, он преследовал какие-то свои цели, а вовсе делал это не из желания помочь министерству. Я не могу считать себя каким-то секретным осведомителем Берии потому, что, как я уже доложил выше, ни устно, ни письменно не докладывал ему ничего, кроме служебных вопросов как начальник Генерального штаба. Нельзя же это рассматривать как сведения специального осведомителя.
В бытность мою начальником Генерального штаба со мной разговаривали по телефону и другие члены Политбюро, и руководители правительства, и в том числе товарищ Сталин. Я выполнял и обязан был всегда выполнять все указания и обязан давать ответы на любые их вопросы. Это ясно каждому.
Мне говорят, почему я не докладывал министру о своих разговорах с Берией? Не докладывал потому, что разговоры с ним не носили принципиального характера и были очень редки. Я не докладывал министру, если мог сам решить, о разговорах по телефону и с другими членами правительства, так как обычно у меня спрашивали какую-либо справку, и эти разговоры также не были принципиальными, так как известно, что важные и принципиальные вопросы у нас по телефону не решаются, да, кроме того, по важным вопросам звонили министру, а не мне. Только про каждый разговор с товарищем Сталиным немедленно докладывалось министру, но такие разговоры были чрезвычайно редки.