— Как? — Он был самое искреннее удивление. Ню — ню…
— Сам знаешь, как. Так вот. Его не будить, пусть выспится, потом накормишь, много ему каши не давай, пару ложек. Опосля придете ко мне… — И тут меня клюнуло в седалище.
— Ко мне приходить не надо. Идешь к его тетке, скажешь — Федор вечером придет. Мол, разговор есть. Усек? Опосля он ходит с тобой.
Он кивнул. А я решил добить его.
— Алешка наверно будет жить у нас. А так как он самый молодший среди вас, быть тебе ему наставником, а там глядишь и братом. Теперь ты за него передо мной отвечать будешь. Случиться что али набедокурит с тебя спрос. Ступай.
«Вот это глазищи, в половину лица, рот приоткрыт, бровки поднялись домиком. Вот теперь удивлен по настоящему… Иди радость моя, иди…
Это тебе за плагиаторство. Лечение от личной безответственности — личная ответственность»
Посмотрел вслед плетущемуся по дороге подростку. Вздохнул и пошел на работу.
* * *
На широкой площади перед мастерской собралась немаленькая толпа, навскидку в ней было человек тридцать, сорок, а может даже больше и гудела, как пчелы в улье. По мере того как я подходил ближе, звук становился тише, а когда взошел на крыльцо и повернулся лицом к народу, наступила полная тишина.
На меня смотрело множество глаз, в которых отображалось все, от надежды до простого интереса, отчаяния и безразличия. Кто-то из собравшихся очень хотел быть принятым на работу, а другой пришел за компанию с другом. Мелькнула мысль.
«Никодима сюда надо. Чтоб сам все увидел, своими глазами, а не слушал потом сухой отчет стрельцов, сидящих на сторожевой вышке и заинтересованно рассматривающих сборище. Так ведь нет его, уехал»
Прокашлявшись в кулак, поднял руку, привлекая все общее внимание, — Люди. Всей толпой в двери не переть. Входить по одному, когда выйдет другой. Поняли меня? Ежели войдут двое, выгоню обоих и на работу не приму. Понятно слово молвлю? Али стрельцов поставить надобно?
Все молчат, только закивали отдельные болванчики, раз, два, три… И еще пяток. Этих на хер.
— Как звать?
— Антошка, прозвище Томилко, Фомин сын, прозвище Тетеря.
Я склонился над листом бумаги, записывая.
— Грамоту разумеешь?
— Да.
— Счету обучен?
— Самую малость.
Кладу перед парнем бумагу, карандаш, — Пиши.
Он не смело взял в руки свинцовый карандаш, — А что писать — то?
«А на самом деле что писать?» — молча посмотрел на свою первую жертву, а вслух произнес: — Прошу, принять на работу.
— А зачем?
— Надобно так. — И до меня начинает доходить, что в одиночку, месяц колупаться буду.
Выхожу на улицу, подзываю первого попавшегося на глаза пацана: