Постепенно он начал понимать, что именно останавливало его в отношении Береники. Она любит его, но не хочет ему принадлежать. Со временем эта догадка перешла в уверенность. Хотя она об этом не обмолвилась и словом. Впрочем, мало ли что говорит женщина. Особенно в подобных случаях. Слова служат для того, чтобы скрывать наши чувства, а отнюдь не для того, чтобы их выражать. Она не хочет принадлежать ему. Он знал: это бесповоротно. Но почему же? Он не знал — почему. Ведь об этом она с ним не говорит. А говорит об их большом доме, о жуках, которые вечером залетали через открытое окно в ее неосвещенную спальню, об одном крестьянине, который был для нее, десятилетней девочки, зачарованным принцем, о сборе олив. За этими словами ему слышится непрерывная мольба, он вслушивается, ловит, ждет разрешающего аккорда их сердец, но так же, как и она, знает, что если мелодия их любви наберет силы, то расколется хрусталь, ныне звучащий в унисон. Дважды или трижды они почти с обоюдного согласия спасались бегством от своей судьбы. Он не понимал, как же это происходит, как мог он позволить это? Разве он не одержим ею, не одержим одним желанием? Любовь, любовь… неужели это вечное отречение и есть любовь? И если он любит, так чего же ему бояться своей любви? Да и любовь ли это, если, воплотившись, ей суждено исчезнуть? А за всем этим стояла еще одна нестерпимо назойливая мысль — наваждение, что Береника скоро его покинет, вернется к своей прежней жизни, где ему нет места, вернется к своей и только своей жизни, к своей жизни, если вообще есть у нее своя жизнь… Что знает он об этой ее жизни? Ничего, тысячу раз ничего. Муж — аптекарь. Не будь это так жестоко, это было бы смешно. Маленький провинциальный городишко. И что еще, что же еще? Идея долга, религия? Нет. Тогда что же? Нежелание огорчить «этого господина» или страх перед тем, «что будут говорить»? Нет, все это слишком ничтожно для черных глаз, скуластого лица, волос цвета соломы, для этого выражения муки, этой невысказанной жажды и безумия… О, если бы он действительно не любил ее, Беренику, если бы солгал, что бы тогда сталось с ней? Он знал, что она цепляется за его любовь, как утопающий за смехотворно утлый обломок, знал, больше того, был уверен, что, если он ее разлюбит, она может умереть…
Откуда он это знал? Ведь она ничего ему не говорила. И если он солгал, если он не любил… Иногда он бунтовал, не сдавался, бросал вызов своей любви. Потом, как задушенный крик, она вырывалась наружу, снова боль становилась непереносимой, снова им овладевало отчаяние. Не стоит притворяться перед самим собой. Не стоит отрицать. Он смиренно склонял голову перед налетевшей грозой. Безропотно позволял ливню пробирать его до костей. Судьба влекла его, и он не сопротивлялся.