Нью-Йорк, 1989 год
Мужчина стоял слишком близко. Он прислонился к почтовому ящику в шести футах от Магнуса и ел неряшливый хот-дог из «Грейс Папайя», покрытый чили. Закончив есть, он смял измазанную в чили обертку и кинул ее на землю в сторону Магнуса, потом оттянул прорезь в своей джинсовой куртке и не отвернулся. Этот взгляд был похож на тот, который бросают некоторые животные на свою добычу.
Магнус уже привык к определенному количеству внимания. К этому призывала его одежда. На нем были серебряные ботинки от Доктор Мартенс; искусно разорванные джинсы, настолько огромные, что только узкий блестящий серебряный пояс не давал им полностью сползти; и большая розовая футболка, которая открывала ключицы и часть груди — такая одежда заставляла людей думать о наготе. Одно ухо обрамляли маленькие сережки, заканчиваясь в серьге большего размера, свисающей с мочки уха — серьге в форме большой серебряной кошки в короне и с улыбкой. На сердце покоился кулон анха, а на плечи он накинул сшитый на заказ, черный, украшенный черными бусинами пиджак, скорее для дополнения ансамбля, чем для защиты от ночного воздуха. Образ завершал ирокез, горделиво возвышающийся темно-розовой полосой.
Долгое время после наступления темноты он стоял, прислонившись к наружной стене клиники Вест-Виллидж. Этого было достаточно, чтобы выявить худшее в некоторых людях. Клиника предназначалась для пациентов, больных СПИДом. Современный чумной дом. Вместо того чтобы выказать сострадание, благоразумие или заботу, многие люди относились к клинике с ненавистью и отвращением. Каждое поколение считало себя настолько просветленным, и при этом каждое поколение спотыкалось в той же тьме невежества и страха.
— Урод, — наконец, произнес мужчина.
Магнус его проигнорировал и в тусклом свете флуоресцентных огней у входа в клинику продолжил читать книгу Гилды Рэднер «Всегда что-то». Раздраженный отсутствием ответа мужчина теперь начал мямлить себе под нос какую-то чепуху. Магнус не слышал, что тот говорил, но мог сделать обоснованное предположение. Без сомнения, клевета на Магнуса — воспринимаемая сексуальность.
— Почему бы тебе не пойти своей дорогой? — сказал Магнус, спокойно переворачивая страницу. — Я знаю салон, работающий всю ночь. Там в кратчайшие сроки смогут исправить твои сросшиеся брови.
Говорить такое было неправильно, но иногда подобные вещи вырывались сами собой. Можно было принять столько безрассудного тупого невежества, только не потрескавшись немного по краям.
— Что ты сказал?
В этот момент проходили двое полицейских. Они бросили взгляды в сторону Магнуса и незнакомца. Это был взгляд предупреждения для мужчины и завуалированного отвращения к Магнусу. Немного взгляд боли, но Магнус, к сожалению, уже привык к такому отношению. Он давно поклялся, что никто никогда не изменит его: ни смертные, которые ненавидели его за одно, ни Сумеречные охотники, в настоящее время охотящиеся за ним из-за другого.
