Дмитрий Прядько
СТАРИК
Где-то совсем рядом завизжали, видимо, сцепившись в драке, коты. Веки старика задрожали, и он медленно открыл глаза. Солнце уже садилось, и багровые отблески сверкали на трубе водостока и отражались в луже. Старик хотел было зевнуть, но, словно устыдившись, быстро прикрыл рот рукой и воровато оглянулся. Это движение отозвалось резкой болью в позвоночнике, и старик вернулся в прежнее положение, задержав дыхание в ожидании её ухода. По-привычке посмотрев на давно не работающие часы с разбитым циферблатом, старик медленно начал подниматься. Картонка с краю уже подмокла - видимо, прошёл дождь, и капли залетали под карниз. Ухватившись рукой за мусорный бак, старик некоторое время стоял и смотрел на дерущихся котов. Hа крыше уже сидело несколько кошек, с явным интересом наблюдающих за битвой. Старик засмеялся трескучим старческим смехом, тут же перешедшим в сухой неконтролируемый кашель. Когда приступ прошёл, лицо старика снова было серьёзно. Запахнув старый выцветший ватник, старик побрёл к выходу из переулка.
Хотелось есть.
Как всегда, прежде чем выйти на тратуар, он потратил некоторое время на изучение людей, шедших по улице. Выглядывая из за угла, он рассматривал деловых бизнесменов в костюмах и с дипломатами, вечно куда-то спешащих, дорожных рабочих около закусочной, лихо заломивших бейсболки на бок, тинейджеров, лениво перекидывающихся баскетбольным мячом и обмахивающихся снятыми футболками. Мускулы красиво переливались на загорелых молодых телах, и старик снова улыбнулся. Убедившись в том, что полицейского на улице нет, старик вышел на улицу и побрёл по тротуару, слегка прихрамывая на одну ногу.
Хотелось есть.
Проходя мимо закусочной, он старался не дышать, чтобы не слышать запаха хот-догов и гамбургеров. Старик знал, что в ближайшие пару дней ему не удастся достать денег на такое лакомство. А если и удастся, то он не станет покупать хот-дог, а пойдет в ночлежку, где можно будет меньше чем за доллар прилично поужинать и провести ночь в тепле, хоть и среди клопов... Вдруг до слуха старика донеслись знакомые звуки, заставившие его вновь резко повернуть голову. В витрине магазина стояли ряды телевизоров, настроенные на какой-то концерт. Посередине сцены сидел молодой человек с завязанным на затылке хвостиком, и исполнял на гитаре "Корриду". Как завороженный, старик уставился на бегающие по ладам пальцы. Медленно всплывала перед глазами картина...
"А сейчас перед вами выступит гитарист-виртуоз Эрик Скозински! Поприветствуем же его!" - громко произнесла ведущая и отступила в сторону, подхватывая хор аплодисментов, грянувший в зале. из за кулис вышел высокий мужчина лет тридцати, несущий в правой руке гитару, а левой приветствуя слушателей. Легкая улыбка играла на его губах, и не было понятно, что это - то ли стеснительность, то ли снисходительность, то ли самодовольство. Подойдя к микрофону, гитарист сразу, без лишних слов приветствия, пододвинул к себе стул с изящной резной спинкой, сел, и начал играть. О, как он играл! Левая рука словно летала по грифу, показывая чудеса пластичности, а пальцы на правой расплывались в необыкновенно быстром движении. В то же время лицо Эрика по-прежнему имело расслабленно-ленивое выражение, его серо-голубые глаза то смотрели куда-то сквозь публику, то скользили по лицам людей, отчего те приобретали еще более просветлённое выражение, то, во время особо сложных финтов, обращались на гриф. Музыка непрерывной завораживающей волной лилась в зал, поднимаясь по стенам, обволакивая орнамент карнизов и растекаясь по потолку. Сведующие в игре на гитаре мужчины сосредоточенно следили за пальцами гитариста, изредка обмениваясь между собой междометиями, не в силах скрыть восхищение и, отчасти, грусть и зависть, а женщины просто смотрели на лицо музыканта, периодически погружаясь в задумчивость и тут же из нее выходя, смущенно улыбаясь. За стенами зала Эрика ждал лимузин, готовый отвезти его в отель, чтобы на следующий день музыкант мог вылететь в Испанию, концерт в которой являлся частью широко разрекламированного мирового турне, но пока Эрик играл, он не мог думать ни о чем больше. Он был погружен в музыку, и ничто не могло вырвать его из неё...
