Слепец Мигай и поводырь Егорка - Алексей Венедиктович Кожевников

Слепец Мигай и поводырь Егорка

В этой удивительной книге вы откроете мир новых возможностей и историй, где каждый персонаж и событие приносят с собой неповторимую глубину и интригу. Автор волшебным образом сочетает элементы фантазии, приключения и человеческих драм, создавая непередаваемую атмосферу, в которой каждая страница — это путешествие в неизведанные миры. Поднимите книгу и готовьтесь погрузиться в мир, где слова становятся живыми, а истории оживают перед вашими глазами.

Читать Слепец Мигай и поводырь Егорка (Кожевников) полностью

А. Кожевников

Шпана: Из жизни беспризорных

Слепец Мигай и поводырь Егорка — Балалайка

Мигай давно, с тех самых пор, как эвакуировался на Украину и ехал в одном вагоне с чувашскими детьми, получил трахому. На Украине он жил на хуторе, где была пыльная работа: молотьба, бороньба. Выело глаза пылью, трахомой веки вывернуло, и зрачки налились кровью.

За мигающие без остановки глаза, парня прозвали мигаем, из Сидорки Мигая сделали.

Узнал Мигай, что урожай в Чувобласти, и уехал с Украины, решил он разыскать свою матку, которая во время голода уехала с грудным братишкой Еремкой в места сытные и хлебные.

Сидит Мигай на Московском вокзале, а с ним товарищ Егорка — Балалайка. Егорка провожает Мигая из Украины в Чувоблсасть. Дока парень- недели не живет в Москве, а завел товарищей.

— Егорка ты это? — спрашивает Мигай.

— Я, я не узнаешь?

— Не узнаю, ходуном в глазах … Свет уходит, карусель кругом. Пошел и забрел под лестницу, вывели ладно…. Своди меня.

Егорка берет Мигая за руку и ведет в уборную. Сводил и усадил в дальний угол, что б не путался парень под ногами у пассажиров.

— Рвет… Темень облегает густая, — жалобиться Мигай и руками продирает гнойные глаза, думает вернуть им свет.

— Не тронь ты глаза, хуже будет, руки грязные, — советует Егорка.

— Отойдут вот глаза, и поеду домой, начинает Мигай мечтать вслух. — Работника мужика там надо, работа немалая после голоду… Уезжали, избу разбитым вороньим гнездом оставили, скотину всю голод подобрал. Думали сарай перетряхнуть и плуг купить, по всей деревне плуги, у нас да у Карпа сохи. Не свой — чужой век живут. Не удалось. Еремка ходит и говорит, чай два года — не понюшка табаку. Егорка, помочи мне глаза, рвет…Ой…о. о….

Егорка смочил слюной Мигаевы глаза и спросил:

— Отошло?

— Лучше.

— Ну посиди, а я побегу. Петь ведь не выйдешь?

— Не знаю, не под силу мне петь, свет гаснет. Недолго ты?

— Нет, нет, скоро…

Егорка ушел.

— Сработать бы где? — подбежал Егорка к своим товарищам. Курили они на Каланчевской площади у недостроенного угла Рязанского вокзала.

— Сами думаем.

— Пойдем вместе.

— Кого это ты привел?

— А… Слепец мой… от чувашлят прилипла, глазная. Жду как ослепнет, поводырем буду. Певец он, песенки — украиночки поет, по уху ровно гладит, в хохлах научился.

— Я лечит глаза умею: мякиш горячий прикладывать, — вызвался один

— Понес оглобли в бок, это от ячменя, а тут другое, — оборвал его Егорка. — Слепнет. Карусель, говорит, люди вверх ногами пошли, и черти летают хвостатые — в темном–то царстве видно ему.

— Забалалаил, балалайка…Черти, сам ты чорт на язык!