Люди шли шумной, беспечной и бесконечной толпой по улице, зажатой между яркими пятнами домов.
Нет, улица, сама по себе, была очень даже широкая и благоустроенная …. но, сияющие громады по обе ее стороны казалось, сдавливали галдящий человеческий поток и нависали над ним.
Худой, среднего роста, человек, в длинном, сером, не то плаще, не то неподпоясанной рясе стоял, тяжело опираясь на длинный посох около яркой стеклянной стены, за которой нелепо застыли полуголые и безрукие женские куклы.
Он собственно не очень то и выделялся среди разномастных и разновозрастных побирушек, сидевших или лежавших около домов и без особого интереса и энтузиазма, взирающих на проходящую мимо праздную толпу.
Только двое молодых людей, расположившихся совсем близко, с некоторым удивлением посмотрели на него, пытаясь понять, откуда взялось это серое «чудо» на только что совершенно пустом пяточке у витрины и, видимо, не придя к единому мнению, дружно посмотрели на дымящиеся у них в руках палочки, дым которых они прерывисто втягивали в себя, и пьяно засмеялись.
Один из них, а точнее одна из них — девушка лет шестнадцати-восемнадцати в надорванных на коленях и заднице мужских штанах, монашеских сандалиях на босу ногу и в коротенькой полупрозрачной блузке, из-под которой по рукам, шее и животу ползли прихотливые извивы татуировки подошла к нему и что-то спросила.
Получив в ответ только измученную улыбку, схватила за руку и, подтащив до кошмы на которой она перед этим сидела, усадила его между собой и своим, чуть постарше ее дружком, всунув в руку толстую бутылку с яркой надписью.
…. Из-под разноцветных пятен и звуков «пляшущего» в голове после трудного перехода «отката» появлялись и пропадали вспышки света, лица, обрывки звуков и мыслей.
Странник не чувствовал вокруг какой либо угрозы, но что-то, пронизывающее темными волнами и приступами тошноты, мешало собраться и, полностью осознав себя, справиться с последствиями перехода.
Молоденькое не особенно чистое женское лицо в окружении серых пучков свалявшихся волос, торчавших в разные стороны как птичьи перья, вынырнуло из качающегося сумбура бреда и что-то сочувственно спросило.
Личико тут же исчезло смытое цепочкой разноцветных пятен, играющих в догоняшки но, неожиданно, по иссохшему горлу глоток за глотком прокатилась волна покалывающей свежести.
Тошнота уменьшилась, но тело, изломанное переходом и казалось не понимающее как ему выжить в этом бредовом мире, откликалось неприятно и с трудом.
Нудной, тянущей болью отзывались кости; наливался пульсирующей болью затылок; окружающее плыло перед глазами и вокруг каждого смазанного предмета расплывалось тусклое цветное гало.