Банда разбойников орудовала в Северной волости вот уже два месяца. Она разграбила несколько деревень и угнала два табуна лошадей у мирных и тихих жителей Стромской губернии. А когда за них взялись царские уланы, подалась на юг. Рыжий одноглазый Бондарь, имя которого говорило о том, что когда-то он был ремесленником, не хотел связываться с дисциплинированными и обученными военному делу конными бесами. Это не с крестьянами воевать. Уланы – опасные противники, и если они преграждают дорогу честным татям, лучше уйти с миром, причём, уходить надо как можно быстрее. Бондарь это знал и ушёл он заранее, пока уланы только пересекали границу губернии. Орда грабителей бежала налегке, не загружая себя лишней обузой скарба, которым они всегда могут поживиться в любом селении.
На третьи сутки погони, после полудня, когда тени начинают вытягиваться на земле, четвёртый взвод улан настиг шайку и ввязался в бой. Вернее, боем это не было – вояки, не раз бывавшие в боевых схватках, легко и без потерь перебили разбойников. Бондарь с десятком товарищей успел убежать, а около сорока человек остались лежать в поле, окропив землю кровью.
Уставшие уланы, там же похоронив убитых, вышли к деревне под названием Черешенки, затаившейся невдалеке от густого дикого леса. Преследовать Бондаря было бы безумием, солдатам нужно дать роздых.
– Отдохнём здесь вечерок да ночку, – объявил унтер-офицер Старх и приказал трубачу играть сигнал к привалу.
Кавалеристы стали готовиться к ночлегу. Дым костров слился с небом. Люди наслаждались отдыхом после безумной трёхдневной скачки с короткими, в два-три часа, привалами. Их уставшие кони щипали траву, фыркая и пуская по ветру паутину слюней.
Ещё на подходе к селению Старх почувствовал было присутствие Жнеца, да, видимо, показалось – ощущение чужого душевного холода, скользнув по груди, царапнув сердце, улетело прочь. Сейчас ничего похожего он не испытывал, да и жемчужина, висевшая на цепи, ничуть не подрагивала. Последний раз он сталкивался с себе подобным около десяти лет назад. В тот раз он стал сильней на одну душу Жнеца. Глупо тогда всё вышло. Случайно. Старх не любил случайностей, иногда они просто перечёркивают чью-то жизнь двумя красными линиями – клац-клац – и нет человека! А ведь Жнец не должен убивать Жнеца. А он, Старх, убил. Неосознанно, защищаясь, но убил своего соплеменника.
Взяв с собой ефрейтора Ларго, Старх поехал по главной, единственной, впрочем, улице деревеньки, надеясь разузнать о том, знают ли они, куда подался Бондарь с остатками шайки. Ему показалось странным, что люди не встречают их радостными криками. Раньше, бывало, взвод останавливался в каком-нибудь посёлке, и сразу со всех сторон начинал собираться народ. Женщины к ним так и липли, особенно, если одеты уланы были не по-походному, как сейчас, а в щёгольскую парадную форму. Но сегодня Старх не произвёл на жителей деревни впечатления – это могло означать только то, что у них есть развлечение поинтересней пропахших потом улан. К тому же от всего великолепия у Старха остались только офицерская выправка и огромные усищи, за которыми он ухаживал, как садовник за розами, но и те были покрыты пылью трёхдневного похода. Ларго расспросил нескольких селян о банде, которую преследовал взвод. Люди, все до одного, куда-то спешили и отвечали как школяры на уроке, из них нужно было вытягивать каждое слово – видели схватку улан с разбойниками, да на этом и все, больше ничего не знают.