Димитрий Панин
Солженицын и действительность
Париж, 1975.
КНИГИ ТОГО ЖЕ АВТОРА:
На русском языке:
Записки Сологдина, Франкфурт/М. 1973.
Вселенная глазами современного человека /в печати/
На французском языке:
Memoires de Sologdine, Flammarion, Paris,1975.
Le Monde oscillatoire, Regain, Monte-Carlo,1974. /Эту книгу можно заказать только у автора:
D.Panine, 5 allee du Bosquet, 92310 Sevres, France 40 FF и почтовые расходы по пересылке/
Quel chemin choisir /Готовится к печати/
На немецком языке:
Revolution in der UdSSR?, Schweizerisches Ost-Institut, Bern, 1974.
ВСТУПЛЕНИЕ
В 1973 году к моменту выхода по-русски моих "Записок Сологдина"* Солженицын находился ещё в вотчине "вождей"** СССР, и я счёл своим долгом во вступлении к этому изданию написать следующее: "С Александром Солженицыным мы находились в дружеских отношениях с 1947 по 1952 годы. По выходе из заключения виделись редко и расходились во взглядах". Солженицын был в стане врага, я в свободном мире. Поэтому двадцать страниц в моей книге, посвящённых Солженицыну, я заполнил только лучшим, что в те годы о нём можно было сказать. На странице 516 того же издания я специально подчеркнул ещё раз: "Наша четырёхлетняя жизнь под общим кровом, в теснейшем общении, окончилась. Дороги наши разошлись, по выходе на волю мы встречались редко и нерегулярно: я обиделся за искажение образа Сологдина, и чёрная кошка пробегала между нами."
* Франкфурт-на-Майне. 1973.
Я послужил прототипом для Сологдина в романе "В круге первом" Солженицына, поэтому решил от имени моего литературного двойника обратиться в моих "Записках" к читателю.
** Так Солженицын называет руководителей советского режима в "Письме вождям".
Действительность была несколько иной. Мои встречи и разговоры с Солженицыным после нашей реабилитации проходили на уровне сурового братства сталинских лагерей. Для меня он оставался бывшим заключённым. Я отдавал должное его литературному таланту, но с жёсткой прямолинейностью указывал на его ошибки. Правда, я всегда щадил его самолюбие и делал это только с глазу на глаз. По мере роста своей славы он становился всё нетерпимее к критике, но это не мешало мне продолжать ту же линию поведения. Я не всегда был прав: например, советовал ему печатать свои произведения на Западе под псевдонимом, как это сделал никому в ту пору неизвестный Андрей Синявский. Я не предугадал отзвук и влияние лагерной тематики, которая благодаря Солженицыну прорвалась в советскую литературу.
Критические замечания Солженицына к моим работам я принял с благодарностью.
