— Ты знаешь, я почти физически ощущаю страдания своих пациентов, — сказал мне однажды папа. Сказал тихо, чтобы мама и бабушка не услышали. Он даже тихо стесняется говорить им такие слова, потому что они кажутся ему слишком громкими. А может быть, он просто не хочет, чтобы мама знала, как часто он «физически» ощущает страдания.
А мне папа рассказывает обо всем! Даже о том, что всю жизнь, начиная с четвертого класса, он любит одну только маму.
— Некоторые приятели удивляются этому, — сказал как-то папа.
— Пусть удивляются! — сказал я. — Несчастные! Просто они никогда не встречали таких женщин, как мама…
В общем, от меня у папы не бывает секретов.
Мне кажется, что если когда-нибудь мне будут делать тяжелую операцию, я перенесу ее очень легко. Потому что обо всех тяжелых операциях, которые приходилось делать папе, он мне подробно рассказывает и я к ним как-то уже привык.
Ведь надо же ему с кем-то делиться! Женщин он не хочет расстраивать. А мужчина, кроме него, в доме только один. Это я!
Всех тяжелых больных я знаю по имени-отчеству. И родственников их знаю, потому что они без конца звонят нам по телефону. Папа им сообщает: «Сегодня мы вашего мужа начали переворачивать!», «Ваш сын научился ходить! Да, опять… И уже дошел до окна! Представляете?».
— Можно подумать, что у вас в больнице нет справочного бюро, — сказала однажды бабушка.
— Близкие иногда переносят операцию трудней, чем сами больные, — ответил папа. — Ведь им не дают наркоза! Вот я и стараюсь хотя бы по телефону производить «обезболивание».
Папе всегда известно, где и кем работают его пациенты, о чем мечтают и сколько у них детей.
— Нельзя вторгаться в чужую жизнь, не зная ее! — говорит он. — Особенно так решительно, как делаем это мы, хирурги…
Папа всегда очень боится разволновать маму и бабушку.
Поэтому, когда по утрам он весело и громко поет, я знаю, что на душе у него очень грустно. Или, вернее сказать, тревожно. Тогда я тихонько затаскиваю папу на кухню и спрашиваю:
— Что, сегодня тяжелая операция? Ты волнуешься?
— Легких операций не бывает, — почти всегда отвечает папа. А потом говорит: — Да, много отягощающих обстоятельств. — Или что-нибудь вроде этого.
Ну, я в ответ говорю, что верю в него, — на душе у папы сразу становится легче, и он перестает петь.
Днем я сообщаю бабушке:
— Надо узнать, как у Женьки дела с геометрией! — набираю номер больницы и, когда папа подходит, спрашиваю: — Ну, как? Ты решил задачу?
Папа сразу меня понимает. Мы с ним вообще понимаем друг друга.
И когда вечером он приходит домой, я по его лицу точно угадываю — есть осложнения или нет, очень высокая температура или не очень…
