Усмешка Люцифера

Ленинград, 1961 год

Сторож Сергеич, убитый точным ударом колющего предмета в область сердца, теперь взирал на мир из траурной рамки на специальном столике в вестибюле отдела Западноевропейского прикладного искусства и оружия Государственного Эрмитажа. На расплывчатой карточке, переснятой с его паспортной фотографии, Сергеич был как стекло трезв, непривычно строг, чисто выбрит и выглядел гораздо моложе, чем его запомнили сотрудники отдела. Но и в тогдашних его глазах таилась тоска, будто знал наперед Сергеич, что суждено стоять ему в почетном карауле по случаю собственной кончины.

Семь дней простояла в вестибюле фотография в компании двух пыльных искусственных гвоздик и таблички с надписью «Митрохин Виктор Сергеевич, 1898–1961 гг., погиб при защите социалистической собственности». Сотрудники проходили мимо по своим делам, нет-нет да спотыкаясь иногда взглядами о покойного Сергеича.

— Митрохин, хм… Оказывается, и фамилия была у человека, и имя…

— Был бы жив, так и не узнали бы… А он героизм проявил…

— И все-таки ужасная смерть… С открытыми глазами умер, и не просто открытыми, а будто увидел что-то такое, ужасное… Говорят, такой силы и точности был удар, как профессиональный хирург сработал…

— Хирург с заточкой, ага, конечно… Может, черт с вилами?

— А кто сказал, что заточка? Не факт. Узкий колющий предмет, а это все что угодно может быть. Может, каким-нибудь старинным стилетом и укокошили, не удивлюсь… Он же все болтал про каких-то призраков в Рыцарском зале. Вот и доболтался…

— Пил человек как лошадь, это каждому известно. В белой горячке чего только не привидится. Только ведь из оружия на том стенде ничего не пропало, перстень один и унесли…

— Так вот в нем-то все и дело. Нехороший это перстень, все так говорят. Киндяеву нашему вон руку едва не прожег. А одной сотруднице в 38-м чуть палец отпиливать не пришлось, когда она его надела…

— Нечего было надевать музейный экспонат, за то и поплатилась…

— А завотделом тогдашняя, она за что? У нее мужа арестовали сразу после того, как этот перстень у нас появился. А потом и ее саму сослали в степи, и где она теперь — неизвестно. Получается, кто к нему ни прикоснется, всем так или иначе платить приходится…

— Как же тогда Трофимов, эмэнэс наш молодой? Он этим перстнем занимался в последнее время, к Сомову за заключением бегал, он его и в экспозицию протолкнул — и ничего, жив-здоров…

— Все это до поры до времени, попомни мое слово. Трофимов тоже в последнее время какой-то стукнутый ходит…