Кроваво-красная машинка

Marie-Aude Murail © Claude Riva

Original title: Nils Hazard dans Dinky rouge sang

Text by Marie-Aude Murail

© 1991 l’école des loisirs, Paris

© Савосин Д., перевод на русский язык, 2019

© Издание на русском языке. ООО «Издательский дом «Самокат», 2019

Дорогая Катрин, если вы читаете эти строки, — значит, меня уже нет в живых и нотариус передал вам коричневый конверт. Казалось бы, ничто не предвещает моего преждевременного ухода из жизни. Мне тридцать четыре, здоровье превосходное, а должность преподавателя истории в Сорбонне не относится к профессиям группы риска. Но тот, кто знает, всегда в опасности. Мне одному известно имя человека, совершившего два убийства, и это двойное преступление так и осталось безнаказанным.

Наши самые драгоценные воспоминания, Катрин, — та память первых лет жизни, что могла бы рассказать нам о том, кто мы есть и кем станем, — стираются с той же легкостью, что и запись с магнитной ленты. И потому трехлетний преступник, став взрослым, ничего не вспомнит и будет признан невиновным, и даже сам будет так думать. Но со мной все было иначе. Запись стерлась не полностью. С самого детства меня преследовал один и тот же сон, и до моих тринадцати лет он упорно твердил мне: «Ты виновен — виновен!»

Малыш один стоит на лужайке. Он совсем крошка, этот ребенок, он слишком мал, чтобы оставлять его без присмотра. На аллее, там, где кончается лужайка, припаркован красный автомобиль. Спортивный, цвета крови. Капот открыт. С того места, где стоит малыш, видны только ноги человека, чье туловище проглочено разверстым зевом машины. Тут я слышу, как от чьих-то шагов скрипит гравий — так отчетливо, будто на фонограмме кинофильма. Ребенок оборачивается.

— До свидания, — говорит женщина, — мы уезжаем ненадолго…

— Поторапливайся, Мята, — говорит мужчина, — ох уж эти капризы.

Мужчина, может быть, сказал: «Ему грустно» или даже «Он в ярости», — но сказал ли что-нибудь ребенок? А ведь ему есть что сказать, и это что-то важное. Машина отъезжает, и у малыша словно вся кровь отхлынула от сердца. «Не плачь, — говорит голос за кадром, — завтра они вернутся».

— Дедушка!

Я кричу, просыпаясь от этого сна. Ко мне в комнату входит старая дама и сразу включает верхний свет.

— Тихо ты! Сам знаешь: у твоего дедушки больное сердце. Так пугать его среди ночи…

Я вытираю вспотевшие руки о простыни и пытаюсь объяснить ей:

— Мне надо ему это сказать. Если я не скажу…

— Если не скажешь что?

За мгновенье до этого я знал, что должен сказать. Но вот сейчас меня спросили, а слова растаяли прямо на языке.