Въ русскихъ и французскихъ тюрьмахъ

Книга «Въ русскихъ и французскихъ тюрьмахъ» составилась большею частью изъ статей, которыя я написалъ для англійскаго журнала Ninetechlh Eculary въ началѣ восьмидесятыхъ годовъ. Въ Англіи тогда началъ пробуждаться интересъ къ русскому освободительному движенію; въ печать, долго находившуюся подъ вліяніемъ агентовъ русскаго правительства, стали проникать, наконецъ, правдивыя свѣдѣнія объ ужасахъ, которымъ подвергали въ тюрьмахъ заарестованныхъ и приговоренныхъ революціонеровъ. Меня попросили написать объ русскихъ тюрьмахъ, и я воспользовался этимъ предложеніемъ, чтобы разсказать про ужасное состояніе нашихъ тюремъ вообще.

— «Революционеры», думалъ я, ведутъ войну съ правительствомъ, и какъ бы съ ними ни обращались ихъ враги, имъ противно плакаться на свою судьбу. Они знаютъ, что они — воюющая сторона, и пощады не просятъ. Правда на ихъ сторонѣ, и они вѣрятъ въ успѣхъ своей борьбы.

«Но есть сотни тысячъ людей изъ народа, которыхъ хватаютъ каждый годъ ни за что ни про что, морятъ по острогамъ, гонятъ въ Сибирь, и надъ которыми издѣвается всякій, кто только натянетъ на себя мундиръ. Объ нихъ надо писать, думалъ я, и попытался разсказать англичанамъ и американцамъ, что такое эта ужасная система русскихъ остроговъ, центральныхъ тюремъ, пересыльныхъ тюремъ, этаповъ и каторги, въ Сибири и на Сахалинѣ.»

Сдѣлать это пришлось, конечно, вкратцѣ, такъ какъ интересъ къ русскимъ тюрьмамъ, у иностранныхъ читателей, можетъ быть только косвенный. Въ матеріалахъ тогда недостатка не было. Русская печать, пользуясь временною свободою при Лорисъ-Меликовѣ, давала много поразительныхъ данныхъ.

Весьма вѣроятно, что я ничего не сказалъ бы въ моихъ очеркахъ о томъ, какъ обращаются въ Россіи съ политическими заключенными, если бы агенты русскаго правительства не вынудили меня къ этому. Встревоженные извѣстіями, начинавшими проникать въ англійскую печать, они принялись отрицать самые твердоустановленные факты звѣрствъ, совершенныхъ въ центральныхъ тюрьмахъ, а Петропавловскую Крѣпость они начали выставлять, какъ образецъ самаго кроткаго, человѣчнаго обращенія со злодѣями-революціонерами. Это — какъ разъ въ то время, когда въ Алексѣевскомъ равелинѣ происходили ужасы, недавно разсказанные въ печати Поливановымъ!

Въ особенности вынудилъ меня къ этому нѣкій англійскій священникъ, Лансделль (Л. Н. Толстой превосходно охарактеризовалъ его въ «Воскресеніи»), промчавшійся на курьерскихъ по Сибири, ничего, конечно, не видѣвшій и написавшій преподленькую книжку объ русскихъ тюрьмахъ. Наши тюрьмы были тогда подъ управленіемъ нѣкоего Галкина-Врасскаго, — чиновника съ претензіями, который собирался созвать международный тюремный конгрессъ въ Петербургѣ, чтобы усилить свое вліяніе въ Аничковомъ Дворцѣ, и нашедшій въ Лансделлѣ нужнаго ему хвалителя его «тюремныхъ реформъ».