ДЖЕЙМС СТИВЕНС
ТРЕХПЕНСОВИК
Когда Брайен О’Брайен умер, люди сказали, что тут нет ничего неожиданного, потому что так или иначе он должен был умереть молодым. Все равно его или повесили бы, или разрубили ему топором голову, или он в пьяном виде сверзился бы со скалы и расплющился в лепешку. Что-нибудь в таком роде неминуемо должно было с ним случиться, а ведь всякому приятно, когда ближний получает по заслугам.
Но поскольку этические принципы перестают действовать, когда человек умирает, то соседи не отказались почтить усопшего. Они явились к Брайену домой и произнесли много оправдывающих слов над его подвязанной челюстью и хитрой усмешкой; они наперебой вспоминали то один, то другой чудной его поступок, так как память о нем обросла историями про его дикие смехотворные выходки или дикие, но отнюдь не смехотворные.
Но поскольку он как-никак умер, никому не возбранялось чуть-чуть и пожалеть его. Кроме того, он происходил из породы О'Брайенов, тех самых О'Брайенов, о которых вспоминали с невольным почтением. Род, который не так-то легко предать забвению. Взгляд в прошлое мог бы воскресить его былую общественную и военную славу, былое великолепие устрашающей святости и устрашающей подлости, его доблестный и презренный путь к полной деградации, которой не удалось пока полностью одолеть О'Брайенов. Великий род! О'Нийлы еще помнили его. О'Тулы и Мак-Суини могли о нем порассказать сотни историй любви и ненависти. У Бэрков и Джералдинов и других новоселов тоже успели накопиться свои воспоминания.
Семью он оставил в бедственном положении, но члены семьи к этому привыкли, потому что О'Брайен и раньше держал их в черном, вернее в худом, теле. Они так часто здоровались за руку с Благотворительностью, что уже ничего не имели против этой анемичной дамы, и поэтому принимали подачки соседей хотя и без особой благодарности, зато с большой готовностью. Подачки почти всегда давались натурой: несколько яиц, пакет картофеля, горсть муки, несколько щепоток чая и прочее в том же роде.
На сей раз одна из посетительниц, впав под влиянием обстановки в угнетенное состояние духа, сунула трехпенсовик в ручонку младшей дочери Брайена, четырехлетней Шейлы, а позже неловко было требовать его обратно.
Маленькая Шейла была отлично выдрессирована отцом. Она четко знала, что надлежит делать с деньгами, и потому потихоньку от всех подкралась к гробу и вложила трехпенсовик в руку Брайена. Рука, никогда при жизни не отвергавшая денег, не отвергла их и теперь, будучи мертвой.
О'Брайена похоронили на следующий день.
