Зеркала миров - Валерий Сабитов

Зеркала миров

Что получится, если некая идея утвердится в массах и реализуется в ткани бытия? К примеру, супермрачная фантазия Даниила Андреева "Роза Мира"? На страницах этого романа автор отвечает на этот вопрос. Генеральный конструктор вакуум-кораблей Сибрус отправляет в неизвестность своего сына. Но сын еще не знает, что у него есть отец... Вакуум-шхуна Арета блуждает в глубинах океана материи. Экипажу придется испытать невиданные ранее людьми приключения. И вернуться на преобразившуюся Землю.

Читать Зеркала миров (Сабитов) полностью

Сабитов Анвар Хамитович

Зеркала миров


Валерий Сабитов

Зеркала миров

(Антинаучная фантасмагория)


   Что получится, если некая идея утвердится в массах и реализуется в ткани бытия?

   К примеру, супермрачная фантазия Даниила Андреева "Роза Мира"?

   На страницах этого романа автор отвечает на этот вопрос.

   Генеральный конструктор вакуум-кораблей Сибрус отправляет в неизвестность своего сына. Но сын еще не знает, что у него есть отец... Вакуум-шхуна Арета блуждает в глубинах океана материи. Экипажу придется испытать невиданные ранее людьми приключения. И вернуться на преобразившуюся Землю.

   А на родной планете их встречает совсем не то, что они ожидали...


Годы, люди и народы

Убегают навсегда,

Как текучая вода.

В гибком зеркале природы

Звезды - невод, рыбы - мы,

Боги - призраки у тьмы...

В. Хлебников

Часть первая

Арета и

Амальгама

1. Илона

   С утра лил дождь, холодный и тяжелый. Или с вечера? Ну откуда столько воды? Да еще и такой уныло-мрачной, свинцово-тяжелой... Удерживает от приступа истерии только знание: невозможный дождь закончится также внезапно, как и начался. Вот-вот закончится. По основному правилу пора бы. Основное правило здесь то же: имеющее начало имеет и конец.

   Вода в рубке поднялась до щиколоток, она предельно мерзлая, и я основательно продрог. Дожидаться полного исчезновения иллюзии терпения уже не было. Вечность и бесконечность в моем колеблющемся сознании разделил двойной, отражающий как действительное так и невозможное, барьер. Он, этот неодолимый барьер, оттуда же, откуда дождь.

   С первого момента блуждания в Пустоте каждая минутка становится гирькой на весах.

   Весы с гирьками отмеряют мою жизнь. Гирька за гирькой, минута за минутой. Какая-то в правую чашу, какая-то в левую... Весы могут хрустнуть от растущей тяжести в любое мгновение.

   Вот если бы снять двузеркальный барьер, множащий отражения в своих бездонных глубинах...

   - Песка хочу! Южно-Аравийского! Летнего!

   Истерическая моя команда прорвалась сквозь стены рубки и дошла без искажений. Куда надо дошла. Перископ развернул панораму источающей жар пустыни. Как в той жизни, без гирек и весов, получилось; когда-то я бывал там. Барханы, ослепляющее высокое небо в редких облачках... Это нормально. Но обжигающий лицо ветер! На Арете как будто нет климатической машины. Но пока с погодой более-менее. Прошлый раз пришлось спасаться от стужи антарктического суховея. Мороз проник даже в каюты, заледенели холодильники.

   Млея от жара, я осмотрелся. Дождь, - в основе, - иллюзорный, но влага еще держится частыми каплями на сине-голубых стенах, поблескивает на сером пластике пола. Быстрое испарение скрадывает часть зноя, но превращает рубку в прилично разогретую парную.