Сквозь галловые>1 кованые решётки, украшающие стрельчатые арки католического монастыря, проникал утренний свет июльского солнца. Сестра Габриэлла, ласкаемая лучами зари, распростёрлась по белой простыне, на кровати раухтопазного>2 цвета. Опомнившись, монахиня встала и, мигом собравшись, суетливо направилась на хваления.
***
Юный бутон, окутываемый гагатовым>3 полотном, проведший часы в незамысловатых хлопотах, скользнул, словно по дуновению ветра, в ставшее привычным место, - каменный ледяной подвал средневекового монастыря, куда не просачивалась ни толика света. Габриэлла ступила на влажный пол, спустила многочисленные одежды и присела, устремив от природы смуглое лицо к полуразрушившемуся столбу. Сложив руки в молитве и обратив блаженные карие глаза к уходящему во тьму потолку, Иезавель начала шептать латинские фразы. Всё её существо содрогалось, пронизываемое неизвестной силой. На помутневших глазах выступили хрустальные слёзы. Бальзаминовые>4 губы её походили на иссохшую и потрескавшуюся от недостатка живительных капель воды африканскую почву. Достигнув высшей степени экстаза, она рухнула на белокаменные плиты импровизированного алтаря. Вскоре Габриэлла пришла в себя и поспешила удалиться.
***
- Сестра Габриэлла! Сестра Габриэлла! – кричала запыхавшаяся монахиня.
- Да, сестра Антония? – обернулась на зов мирно шагающая девушка.
- Где вы были сегодня после обедни?
- Собирала цветы для алтаря.
- Но у вас не было цветов с собой, когда вы вошли в монастырь!
- Я уже положила их на алтарь... Сестра Антония, вы следите за мной?
- Нет... Но вы так часто стали пропадать, не понятно, куда.
- Ох, избавьте меня от ваших подозрений!
- Извините, я не хотела вас обидеть… - проговорила тридцатилетняя монахиня, искренне раскаиваясь.
- Всё хорошо, я не в обиде на вас, дорогая сестра, - безрадостно улыбнулась Габриэлла.
***
- Как же я люблю тебя! Ты моё небо, ты – мой ангел, ты – мой отец и моя мать! – восклицала, забываясь, Габриэлла.
Она нежилась в горячей постели, в келье, наполняющуюся холодным лунным свечением. Бледные полосы нежно ложились на её искушённое лицо. Глаза, полуприкрытые шторками век говорили об отстранённости, вызванной проявлением нечестивой любви.
- Я хочу, я так хочу тебя!..
Её трясло изнутри. Вздохи походили на отчаянные крики.
- Папочка не хотел, чтобы мамочка знала…
Габриэлла уходила в беспамятство, и язык заплетался во время произнесения отрывистых фраз, отголосков прошлого, доносящихся из глубин сознания. Она облизывала потрескавшиеся губы.
- Ты знаешь, ты знаешь, как я люблю тебя… Я твоя…
