Ремни и упругая кожа,
Чулки из слюны пауков.
Резвишься в бесовской одеже
И сладко тебе и легко.
А то, что мой мир уничтожен,
Тебя не заботит ничуть.
И, будто от яркого света,
От глаз твоих скрыться хочу.
И вот уже бледные тени
Заглядывают нам в окно,
Как будто бы здесь преступленье
Сейчас совершиться должно.
А будет ведь нечто иное,
Рука не коснется руки.
И лишь ожиданием зноя
Мы будем с тобою близки.
Бежать бы! Да где это слово,
Что крепче чугунных оков?
И жить нам приходится снова
Себе не найдя двойников…
Я считаю дни. Мой психоаналитик говорит, что это компульсия. Попытка купировать отчаяние или тревогу иррациональными ритуалами. Возможно. Сегодня две тысячи сто восемьдесят шестой. Я не веду какие-то записи. После пробуждения как-будто срабатывает счетчик, и я знаю очередную цифру. Две тысячи сто восемьдесят шестой. Это очень большая цифра. Дни до чего? — часто спрашиваю себя я. — До того, как эта моя жизнь закончится? До того, как что-то изменится? До того, как меня отпустит? До того, как ты вернешься в мою жизнь? Ответа нет. Ты не вернешься. Не вернешься и мне пусто. Две тысячи сто восемьдесят шесть дней пустоты, наполненных имитацией успешности. К фасаду претензий нет. Внутрь же я никого не пускаю. Неприглядное зрелище. Внутрь я не пускаю даже себя. Но как-то нужно жить дальше и я совершенствую фасад.
Чем там может отвлекаться взрослый мужчина? Я избирателен. Мой психоаналитик говорит, что это перфекционизм. Неспособность принимать несовершенства.
Я избегаю близких связей, оборвав все старые. Но они неизбежно нарастают снова. Меня нельзя назвать общительным, скорее, ровно наоборот. Но привычка излагать обрывки мыслей вслух почему-то привлекает людей. Быть может, дело в мыслях. Сомневаюсь, что кто-то улавливают смыслы. Ты — ловила с полувзгляда. Я мог даже молчать. Ты их создавала.
Теперь смыслов почти не осталось.
Остались развлечения — работа, приятный лайф, путешествия, секс…
Женщины. Это всегда было непросто. После тебя — мазохизм.
Честно пытался создать что-то стоящее. Но есть некоторые детали. Я до сих пор ощущаю твои губы, когда просыпаюсь. Очень реалистично. А больше у меня не осталось ничего. Не хочу целовать другие. И достаточно уважаю себя, чтобы не делать то, чего не хочу. Табу на поцелуи — это не то, что готовы принимать женщины, которые могли бы быть интересны мне. Конечно, я нашел выход… У меня есть нижняя. Красивая послушная девочка, которая внешне похожа на тебя. Я сохраняю дистанцию. Она не страдает и не требует большего. У нас хороший секс. Мои тело и психика сыты, а душа мертва. Но это тоже больно.
