Злость калечит человека.
Ярость человека убивает.
Никогда нельзя доводить первое до второго – во избежание фатальных последствий. Любой шаг во время ярости может стать последним, и не обязательно для человека, который эту самую ярость испытывает. Но тот, на кого эта ярость распространяется, может не дожить до следующего дня.
- Не смей разговаривать со мной в подобном тоне.
Воронцов всем своим видом демонстрирует старшей дочери собственное недовольство. Но вот глаза выдают. Глаза его полны страха. Он больше не контролирует ни своего ребенка, ни ситуацию.
- Если ты сейчас же покинешь кабинет, то я сделаю вид, что ничего не случилось, - продолжает Константин. – Мы снова сможем поговорить, когда твоя голова не будет забита очередными глупыми…
Воронцов вздрагивает от сильного хлопка и переводит взгляд на стол, где оказывается ладонь Мии. Мужчина медленно поднимает голову вверх от столешницы и смотрит дочери в лицо. Страх, который есть в нём, быстро трансформируется в сильнейшую панику.
- Поговорим позже? – произносит Мия угрожающе тихим голосом. – Когда моя голова не будет забита глупостями? – она скользит взглядом по фигуре отца, замечая, как его едва заметно трясёт. – Ты, правда, думаешь, что имеешь право говорить со мной так после всего, что случилось? – её зубы мелькают в неестественной, почти безумной улыбке. – Ты, блять, больше не имеешь ни на что право! – кричит она. – Ни на разговоры со мной, ни на эту компанию! Ты никто.
Мия подаётся вперёд – и Константин отшатывается от дочери назад, вжимаясь спиной в стену своего огромного кабинета. Массивный стол, стоящий между ними, вряд ли его спасёт. Константин, конечно, и раньше видел Мию злой, но он никогда не лицезрел её ярость. Это чувство поглощает.
- Это мой кабинет, - чеканит девушка каждое слово. – Моя компания, - тычет она пальцем в стол. – Я была рождена и воспитана для того, чтобы руководить. Я стану продолжателем нашей фамилии и рода, потому что ты не способен ни на что, кроме как на просирание всего заработанного нашими предками, - теперь уже иная, убийственная улыбка растягивает её губы. – Тебя даже твой собственный отец не считал достойным быть частью нашей семьи. Жалкий кусок дерьма!
Константин уже откровенно содрогается от каждого слова дочери. Обвинения, брошенные ему в лицо, не вызывают былого желания броситься в бой и поставить человека на место. Он чувствует, что если сделает что-то не так, то для него всё может закончиться здесь и сейчас.
- Подумай о своей сестре, - лопочет мужчина. – Подумай об Амелии, - прикрывается он второй дочерью.
