Лэйкин
Я помню, как сверху лилась вода. Волны мерцали под серебряным светом, словно смотришь экран в кинотеатре, где заело пленку. И теперь проекционная лампа медленно ее прожигала.
Жизнь замерла, остановилась. Ткань времени трещит по швам.
Позже невролог скажет мне, что моя нервная система отключилась. Мой разум, лишенный кислорода, порождал вспышки света, мерцающие перед глазами, как это бывает прямо в момент смерти.
Той ночью не было луны.
Было лишь озеро, растительность и мое тело.
И он.
Когда Мрачный Жнец схватил мою душу, сквозь блики я увидела его темный силуэт среди мерцающих волн. Он проник рукой сквозь толщу воды и вытащил меня из темной глубины.
Призрак. Плод моего воображения.
Там не было никакого мужчины.
Лишь парящие цветы лотоса, их стебли сплетаются с моими волосами, путаются в ногах и тянут на дно озера.
Здесь была лишь моя смерть.
Лэйкин: Тогда
Мне снилась моя смерть до того, как это произошло.
В промежутках между зубрежкой перед выпускными экзаменами и сбором вещей к весенним каникулам у меня бывали проблески. Мимолетные фрагменты, обрывки сна, которые казались такими сюрреалистическими. Я забывала абстрактные картинки так же быстро, как они появлялись.
Это был всего лишь сон.
Затем, однажды, когда наши сумки от Луи Виттона стояли возле двери из красного дерева, а я уже сжимала паспорт в руке — потому иначе я бы наверняка о нем забыла — это случилось.
Я умерла.
Прямо там, в подъезде красивого дома в испанском колониальном стиле.
Я до сих пор помню тошнотворную кислоту, от которой скрутило мой желудок. Отвратительный привкус во рту, когда маслянистая рвота подступила к горлу.
Я не могла перестать смотреть на ее волосы. Как у ангела, ее платиново-светлые локоны были закручены, как белое золото, окутывая загорелые плечи солнечным ореолом вокруг ее идеальной фигуры.
— Я беременна.
Эти два слова взорвали мой мир. Два маленьких слова, которые, будучи в одном предложении, изменили ход моей жизни.
Я могла только смотреть на нее. Мне это приснилось…
— Я просто подумала, что ты должна знать, — она скрестила руки на груди, приподняв пышную грудь к тонкому горлу.
Той ночью, во время битвы, которая позже приведет меня к краху, мне стоило дать волю чувствам, излив всю ярость и яд, переполнявшие меня, но в тот момент я могла лишь тупо пялиться, земля под моими модными туфлями покачнулась.
