Маркус Кастильо встаёт за час до рассвета и спускается из своего поместья на холме. Я иногда собственными глазами вижу его, неспешно шагающего вниз по узким улочкам нашего славного городка. Словно призрак, безмолвный и бесстрастный идёт он по каменной мостовой, ни на кого не обращая внимания.
Он садится на скамью под ветвями старого ясеня, что на набережной, и ждёт восхода солнца. Но с первыми лучами возвращается назад, будто не переносит их. Говорят, что кожа его бледна, а тонкие губы уж много лет не трогала улыбка.
Хотел бы я сказать, что он слаб и тщедушен, сгорблен или измучен долгой болезнью. Но нет! Наоборот, он широк в плечах и выглядит моложе своих лет. А ведь мы с ним родились в один год.
Но все в этом городе знают, что поддерживает в нём силы! Знают, но не говорят в слух, опасаясь его гнева. Он питается плотью детей! Лесничий часто слышит их невинные голоса, доносящиеся из карет, мчащихся в поместье Кастильо.
И этот кошмар длится больше тридцати лет. А всему виной проклятые сокровища!
– У вас красивый слог, сеньор Толедо! Вам бы книжки писать, – воскликнул Донни и сделал добрый глоток местного вина. Оно оказалось кислым и совсем не располагало к смакованию, но обижать хозяина забегаловки ему не хотелось.
От похвалы сеньор Толедо зарделся, как переспелый томат. Даже аккуратная лысина покраснела.
– Пописываю вечерами, каюсь…
– Но вы упоминали о сокровищах, – репортёрское чутьё редко подводило Донни. Всего один невинный вопрос в кабаке привел его к этой любопытной истории. Пару последних ночей он страдал от бессоницы и дважды видел силуэт одинокого человека, сидящего под раскидистыми ветвями ясеня.
– Поговаривают, что он нашёл клад с затонувшего в наших водах галеона “Тринидад”. Проклятые сокровища инков!
Последнюю фразу сеньор Толедо прошептал зловещим голосом. Донни сделал вид, что впечатлён и ещё немного порасспрашивал его о Маркусе Кастильо, окончательно решив повременить с возвращением в Мадрид.
Всю последующую ночь он пил крепкий кофе, отгоняя от себя сон. Проклятая бессонница, как назло, отступила под натиском двух выпитых бутылок вина. Наконец на набережной появился одинокий силуэт. Донни накинул плащ и вышел из гостиницы.
Маркус Кастильо расположился на краю скамьи и смотрел вдаль, на занимающуюся зарю. От моря тянуло живительной прохладой, которой так не доставало жаркими летними днями и, казалось, что пожилой сеньор наслаждается каждым мгновением, проведенным на берегу.
Он действительно напоминал стройное и всё ещё могучее дерево. Кожа его была и впрямь бледна, но не бледнее чем у клерка, ежедневно занятого бумагам, хотя от густого загара местных рыбаков и торговцев отличалась разительно.
