Испанская классическая эпиграмма - Коллектив Авторов

Испанская классическая эпиграмма

В этой удивительной книге вы откроете мир новых возможностей и историй, где каждый персонаж и событие приносят с собой неповторимую глубину и интригу. Автор волшебным образом сочетает элементы фантазии, приключения и человеческих драм, создавая непередаваемую атмосферу, в которой каждая страница — это путешествие в неизведанные миры. Поднимите книгу и готовьтесь погрузиться в мир, где слова становятся живыми, а истории оживают перед вашими глазами.

Читать Испанская классическая эпиграмма (Авторов) полностью

Испанская классическая эпиграмма


ИЗДАТЕЛЬСТВО

«ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА»

МОСКВА 1970


испанская

классическая

эпиграмма


Перевод с испанского В. ВАСИЛЬЕВА

Предисловие E. Эткинда

Редакция переводов Ю. Корнеева

Комментарии В. Васильева

Художник М. Шемякин


СИЛА ЭПИГРАММЫ

Пушкин сравнивал эпиграмму с булавкой, которой коллекционер-естествоиспытатель прикрепляет к листу картона насекомых — божьих коровок, жуков, пауков и букашек:

Опрятно за стеклом и в рамах

Они, пронзенные насквозь,

Рядком торчат на эпиграммах.

Здесь булавка выполняет двойную задачу: пронзая паука насквозь, она его убивает. В то же время она увековечивает врага, выставленного напоказ: враг становится экспонатом своеобразной выставки, «…какая сортировка!» — восклицает Пушкин.

Эпиграмма — это еще и нечто вроде мулеты, которой тореро приводит в кровавую ярость быка на арене цирка.

Приятно дерзкой эпиграммой

Взбесить оплошного врага…

Это и зеркало, в котором ослепленный бешенством враг узнает свои черты, по глупости выдавая себя окружающим.

Эпиграмма, попавшая в цель, смертоносна, как пуля. Пушкин ставит рядом сочинителя эпиграммы и дуэлянта: приятно, говорит он, заклеймить врага эпиграммой, особенно если враг сам в этом зеркале узнает себя. «Еще приятнее в молчанье // Ему готовить честный гроб // И тихо целить в бледный лоб // На благородном расстоянье…» Эта строфа из «Онегина» кончается, впрочем, выводом о том, что физическое уничтожение врага принести радости не может: «…отослать его к отцам // Едва ль приятно будет вам». А вот моральное его уничижение дает поэту-бойцу высшее счастье торжества.

И даже определяя разницу между возможностями прозаика и поэта, Пушкин говорит, скорее всего, именно об эпиграмме:

О чем, прозаик, ты хлопочешь?

Давай мне мысль накую хочешь:

Ее с конца я завострю,

Летучей рифмой оперю,

Взложу на тетиву тугую,

Послушный лук согну в дугу,

А там пошлю наудалую,

И горе нашему врагу!

Значит, для Пушкина эпиграмма еще и квинтэссенция поэзии, в ней сосредотачиваются свойства слова, приобретающего в стихе неотразимо убийственную силу.

Законодатель французского Парнаса, поэт и теоретик классицизма Никола Буало-Депрео в стихотворном трактате «Поэтическое искусство» классифицировал литературные жанры, проследив их от сложного к простому, от высокого к низкому. По Буало, который следовал античной теории жанров, вершину пирамиды представляют произведения высокого стиля и большого масштаба — эпопея и трагедия, затем по нисходящей располагаются сатира, эклога, идиллия, элегия, ода, сонет, мадригал, баллада, рондо… Где-то в самом низу иерархии появляется малютка-эпиграмма. Буало не слишком серьезно относится к этой поэтической миниатюре, тем более что, как он утверждал: