Драконы ночи

В мире полно людей, «неспособных на что-то хорошее». Я лично с такими сталкивался, можете мне поверить.

Стивен Кинг

1 мая 1948 года

Время лечит все, но только не страх. Возраст ничего не меняет. Мы становимся старше, но прожитые годы лишь отдаляют нас от начала начал, не стирая из памяти того, что однажды испугало в детстве – ночью, при свете луны. От чего днем по прошествии лет вроде бы не осталось и следа. Только бурое пятно на выцветших пожелтевших обоях.

Обои в комнате действительно были пожелтевшие и все в пятнах. Там, где стоял письменный стол отца, это были брызги чернил. Отец погиб на фронте. Маруся Карасева помнила его смутно. В том месте, где стояла кровать матери, обои пестрели жирными засалинами – от пропотевших подушек. Круглое пятно в центре стены было следом брюнетистой головы Кагулова. Когда он приходил к матери и оставался ночевать, то снимал портупею с кобурой и начищенные до блеска сапоги, снимал офицерский китель с новенькими майорскими погонами и, оставшись в одних галифе, садился на кровать, откидывался к стене, брал отцовскую гитару и…

Голос у Кагулова был приятный, с хрипотцой. И сам он был вальяжный, неспешный. В городе Двуреченске, где жила Маруся с матерью, он был заметной фигурой. Его боялись, как и всех тех, кто был «из органов». А их в Двуреченске было немало, благо весной и летом на берегу реки развертывались летние учебные лагеря МГБ для офицерского состава. Марусе Карасевой исполнилось восемь лет. Она многого еще не понимала в этой сложной штуке под названием «жизнь взрослых», но кое-что уже секла. Например, то, как меняется голос матери, когда у них гостит Кагулов. Если он оставался на ночь, то мускулистым плечом играючи выдвигал старый шифоньер, ставя его поперек комнаты и отгораживая закуток у окна, где был старый бабушкин сундук, на который клали матрас и стелили постель для Маруси. Шифоньер играл роль ширмы, заслонявшей кровать, потому что комната была только одна. До войны при отце их было две – светлые просторные комнаты на первом этаже бывшего купеческого дома на улице Ворошилова. Но сейчас за стеной в соседней комнате жила сестра матери с детьми и мужем, пришедшим с войны без ноги. Они, как и Маруся с матерью, вернулись в Двуреченск из эвакуации, а дом их сгорел при немцах, когда те еще были в городе. А на втором этаже жили Строгачевы и Маслаченки – горластый, многодетный семейный табор.

Там, наверху, у них пел патефон. Там отмечали 1 Мая – шумно, весело, с танцами.