Кельтские сумерки - Уильям Батлер Йейтс

Кельтские сумерки

Уильям Батлер Йейтс (1865 – 1939) – классик ирландской и английской литературы ХХ века. Впервые выходящий на русском языке том прозы `Кельтские сумерки` включает в себя самое значительное, написанное выдающимся писателем. Издание снабжение подробным культурологическим комментарием и фундаментальной статьей Вадима Михайлина, исследователя современной английской литературы, переводчика и комментатора четырехтомного `Александрийского квартета` Лоренса Даррелла (ИНАПРЕСС 1996 – 97)

Читать Кельтские сумерки (Йейтс) полностью

ОГЛАВЛЕНИЕ


Сказитель

Вера и неверие

Помощь смертных

Духовидец

Деревенские призраки

"Прах покрыл Елены очи

Хозяин стад

Память сердца

Чернокнижники

Дьявол

Теологи счастливые и несчастливые

Последний глимен

Regina, regina, pigmeorum, veni

"Они сияли яростно и ясно"

Зачарованный лес

Таинственные существа

Аристотель-книжник

Демоническая свинья

Голос

Ловцы человеков

Те, кто не знает усталости

Земля, вода и пламя

Старый город

Живые сапоги

Трус

Три О'Бирна и злые фэйри

Драмклифф и Россес

Крепкий череп, божий дар

Молитва моряка

О близости неба и чистилища

Едоки драгоценных камней

Матерь Божия на горах

Золотой век

Упрек шотландцам, утратившим доброе расположение собственных духов и фэйри

Война

Королева и дурак

О тех, кто дружит с фэйри

Грезы без всякой морали

У обочины дороги


СКАЗИТЕЛЬ


Немалую часть рассказанных в этой книге историй поведал мне человек по имени Падди Флинн, маленький ясноглазый старик, ютившийся в крохотной, в одну комнату, и с прохудившейся крышей хижине в деревне Баллисдейр, в самом, с его точки зрения, «знатном» – имелся в виду народ холмов (1) – месте во всем графстве Слайго. Есть они, конечно, и в других местах, но с Драмклиффом или Дромахайром всем прочим тягаться трудно. Когда я впервые увидел его, он сидел, скрючившись, у огня, и рядом с ним стояло ведро грибов; в другой раз я застал его прямо под забором – он спал как младенец и улыбался во сне. Он всегда был приветлив и весел, хотя по временам мне казалось, что я отследил в глазах его (быстрых, словно глаза кролика, и глядели они, как будто из нор, из двух морщинистых темных норок) толику грусти, которая, однако, и сама была отчасти в радость; мечтательная тихая грусть зверей и людей, живущих, как звери, чутьем.

А жизнь, нужно сказать, его не баловала вовсе – донимаемый деревенскими ребятишками, он брел по ней, заключенный в тройную клетку старости, чудаковатости и глухоты. Может, оттого он и прописывал себе и всем прочим весьма своеобразную жизнерадостность – как средство ото всех невзгод. Так, он очень любил рассказывать историю о том, как Св. Колумкилле (2) вылечил свою мать. Как-то раз святой пришел к ней и спросил: «Как ты чувствуешь себя сегодня, матушка?» – «Хуже», – ответила та. – "Бог даст, завтра будет еще того хуже", – сказал ей на это святой. Назавтра Колумкилле пришел снова, и повторился в точности такой же разговор, но на третий день мать сказала: «Лучше, сынок, благодарение Богу». И тогда святой ответил ей: «Бог даст завтра будет еще того лучше». Еще ему нравилось рассказывать о том, как Судия, в день Страшного Суда награждая праведного и обрекая на вечные муки грешника, улыбается равно ласково. Самые странные на сторонний взгляд вещи могли вдруг обрадовать его, как и опечалить. Я спросил его однажды, видел ли он когда-нибудь маленький народец, и получил в ответ: «А кто как не они донимает меня всю мою жизнь?» Еще я спросил, не приходилось ли ему встречать баньши. «Да, я видел одного, – сказал он, – внизу, у реки. Он сидел и шлепал по воде руками».